В первой части «Этического учения о началах» немало интересного; но она интересна главным образом потому, что дополняет более ранние рассуждения Канта об этических принципах, а не потому, что добавляет к ним что-то новое. Поэтому здесь, пожалуй, нет нужды пересказывать все. Да, многие из «казуистических вопросов», которые Кант добавляет к обсуждению конкретных обязанностей, интересны и показывают, что он лучше понимал сложности нравственной жизни, чем полагали многие. Полная система обязанностей, которую в конце концов представляет нам Кант, есть учение о добродетели; то, к чему он в конечном счете стремится, – это этика, основанная на добродетели, где центральную роль играет характер, а не какая-то конструктивистская моральная система. Категорический императив тесно связан с добродетелью:
Добродетель есть твердость максимы человека в соблюдении своего долга. – Всякая твердость узнается лишь через те препятствия, которые она может преодолеть; для добродетели же такие препятствия – это естественные наклонности, и так как сам человек ставит эти препятствия своим максимам, то добродетель есть не просто самопринуждение. а принуждение согласно принципу внутренней свободы, стало быть, посредством одного лишь представления о своем долге согласно формальному закону долга[1578].
Действительно, «основоположением учения о добродетели» является именно категорический императив.
Заключение, озаглавленное «Вероучение как учение об обязанностях по отношению к Богу лежит за пределами чисто моральной философии», представляет большой биографический интерес, ведь хотя Кант всего несколько лет назад обещал, что не будет обращаться в своих сочинениях к религии, по крайней мере пока является подданным Его Величества, здесь он близок к этому. Во всяком случае, он не только возвращается здесь к проблематике из «Религии в пределах только разума», но и ссылается на работу. Он утверждает, что в то время как мы можем объяснить религию как «совокупность всех обязанностей