Уже в первом своем рассказе – «Родинке» – Шолохов дал явственно почувствовать свое отношение к народнопоэтическому творчеству. Взгляд останавливается на многочисленных инверсиях, пронизывающих художественную ткань рассказа. Вводная фраза сразу рождает своеобразный ритмический настрой: «На столе гильзы патронные, пахнущие сгоревшим порохом, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка наборная с душком лошадиного пота, краюха хлеба. Все это на столе, а на лавке тесаной, заплесневшей от сырой стены, спиной плотно к подоконнику прижавшись, Николка Кошевой, командир эскадрона сидит» [7, 203].

Присмотревшись к структуре инверсии, можно увидеть, что это, как правило, двучленная инверсия, состоящая из предмета описания и эпитета. Далее в рассказе встречаются инверсии – «анкета, наполовину заполненная; глаза, в морщинках лучистых; спина, по-стариковски сутулая; коня, своего служивского; зубы кипенные; утром морозным; траву заплаканную; муть осеннюю; звоном серебряным» и т.д.

В некоторых работах эта особая структура фразы, порождающая определенный ритм повествования, отмечается как один из недостатков раннего творчества писателя. «Детская болезнь ритмизации посредством инверсий» [5, 67], – так выражался об этом И. Лежнев. Еще более решителен в оценках был Л. Якименко: «Это увлечение ритмом, напевностью приводило к нарочитости, вычурности, к коверканию естественного, свободного движения слов в предложении. В драматических сценах из-за этого нередко ослаблялась их сила и психологическая острота» [6, 65]. Подобного рода оценки в той или иной форме встречаются и у исследователей, которые в целом по-иному смотрят на первые опыты писателя. «Местами инверсии, рубленая фраза, натуралистическая нарочитость выступают и как дань литературной моде и как следствие творческой неопытности» [7, 20], – пишет А. Хватов.

На наш взгляд, более прав В. Скобелев, который утверждает, что инверсия, встречающаяся в «Донских рассказах», – это «инверсия фольклорного происхождения, выводящая к традициям плача и народной песни» [8, 264]. Добавим, что инверсия встречается не только в плачах и песнях, но также в былинах, сказках, практически во всех жанрах фольклора.

Нельзя не заметить, что работа Шолохова над стилем некоторых «Донских рассказов» происходила вполне осознанно именно в плане большего насыщения текста инверсированными предложениями. Например, если в рассказе «Коловерть» в издании 1925 года было – «дымчатым маревом плыл сладкий запах», то в издании 1926 года – «маревом дымчатым струистым плыл сладкий запах». Примеры эти можно было бы умножить. Однако этим изменениям почти везде дается та же интерпретация, что и у И. Лежнева: это дань «литературной моде», «стремление к распространной в то время… сказовой манере письма» [9, 421].