Но тихая теплая июньская ночь, казалось, не готовила нам никаких сюрпризов. Прапорщик Муратов в это время находился в окопах при первой полуроте. Незаметно для себя самого я задремал, склонив голову себе на грудь. Конечно, это продолжалось недолго. Но что это?
Я встрепенулся и вскочил на ноги. Залпы?! Наступление?! Действительно, правее, в третьей роте, резко отдаваясь в ночной, предрассветной тишине трещали дружные залпы: «Трррах… тараррраах… тррах… трах… Ту-ту-ту-ту-ту-ту…» – присоединился и наш пулемет; залпы перешли в частый огонь. Огонь перекинулся левее, как мне казалось, на правый фланг моей роты. В одно мгновение сон как рукой сняло. Сердце забилось сильнее. Прошло несколько секунд в напряженном ожидании. На востоке стало заметно светлее, но внизу земля еще была окутана ночными сумерками, а по низинкам стал куриться туман, и оттого наблюдение за противником становилось еще более затруднительным. Ни наши дозоры, поддерживавшие связь с 42-й дивизией, ни секреты не приносили никаких известий. Неизвестность меня мучила и нервировала. В эти несколько страшных минут, показавшихся мне вечностью, в моей голове проносились жуткие картины, от которых замирало сердце. То мне казалось, что немецкая разведка потихоньку сняла наш дозор, поддерживавший связь с 42-й дивизией, и немецкие колонны уже обходят через прорыв наш фланг… Еще немного, и все мы без одного выстрела попадем в плен… То чудилось мне, что секреты сняты, и немцы сейчас бросятся в штыки… В окопах моей роты тоже заметно было беспокойство. Услышав стрельбу справа, солдаты засуетились и поспешили стать к своим ружьям. Раздавались окрики и брань отделенных и взводных. Пулеметчики приготовились у своего пулемета. Я кусал себе чуть не до крови губы от досады, так как не знал, что предпринять. Будь у нас прожектор или ракеты, мы видели бы, что делается у нас под носом, но мы были как слепые, и противник, пользуясь этим нашим недостатком, мог внезапно на нас обрушиться и переколоть нас прежде, чем мы успели бы опомниться. Но в тот самый момент, когда состояние ожидания достигло крайнего напряжения, впереди послышались крики опрометью бежавших к нам секретов:
– Немцы!! Немцы!!!
В то же время две солдатские фигуры быстро приближались ко мне. Это был дозор, поддерживавший связь с 42-й дивизией. Запыхавшись, они взволнованно доложили, что в прорыв колоннами прут немцы… Все стало ясно. Знакомая мне лихорадочная дрожь охватила меня. Не успел я разинуть рот и крикнуть, чтобы открыли огонь, как солдаты сделали это без меня. Все сразу, точно по уговору, открыли такую отчаянную стрельбу, что, как говорится, небу было жарко. Заработал мой пулемет, к нему присоединился правофланговый пулемет 42-й дивизии.