– Начальство пригнало, знать надать привыкать… – отозвался кто-то из пополнения.

Спросил некоторых, из какой они стороны, как велика семья и т. п. Оказалось, народ многосемейный, у иных было шесть-восемь душ детей. Ну и какие с них вояки? Об этом предоставляю судить читателю.

Во всяком случае этот факт говорил сам за себя. По вине нашего правительства армия осталась без снарядов и без пополнения живой силой. Если уж дело дошло до того, что в армию стали вливать совершенно небоеспособный элемент, вроде этих прибывших «отцов», то действительно мы должны были быть на краю гибели. Но мне как-то не верилось, что это уже конец. Россия со своим многомиллионным населением, казалось, являла собой неисчерпаемый источник живой силы, и ошибка наших военных верхов была лишь в том, что они не позаботились своевременно почерпнуть из русского людского океана необходимый контингент молодых солдат с таким расчетом, чтобы по весне 1915 года, когда была поставлена на карту судьба России, пополнение людьми широким потоком безостановочно вливалось бы в ряды нашей армии. В действительности же наши военные верхи оказались в этом отношении близоруки, и в самый критический момент наша доблестная многострадальная армия осталась не только без снарядов, но и без пополнения людьми… Как мог, я ободрил своих новоприбывших солдат и вернулся к своему шалашику а прапорщик Муратов от нечего делать пошел к месту расположения других рот нашего батальона. Около шалашика я остановился и присел на первый попавшийся ближайший пень, наслаждаясь прелестью бодрящего летнего утра. Между стройными соснами желтела песчаная дорога, по которой мы сюда пришли. По дороге мелькнула и быстро двигалась со стороны тыла чья-то фигура; нельзя было разобрать, был ли то офицер или солдат. Фигура внезапно повернула в мою сторону и пошла прямо ко мне. Сосны были в этом месте редки, и я тотчас узнал в фигуре своего товарища по училищу [Степнякова], того самого, который навещал меня, когда я раненый лежал дома и который однажды сменил мою роту под Ленкой-Седлецкой. Он служил в 19-м Костромском полку нашей дивизии. Я быстро вскочил и чуть не бегом пустился к нему навстречу. Я искренно обрадовался товарищу.

Хотя мы были одной дивизии, но разные военные обстоятельства, поход, что ли, или бои, не позволяли нам часто видеться. К тому же, если помнит читатель, Костромской полк зимой 1914 года был взят на Карпаты и вернулся оттуда с жалкими остатками только весной.

Поручик [Степняков] обрадовался не меньше меня. Мы крепко расцеловались.