Местное начальство в изрядных размерах брало взятки и совершало всевозможные злоупотребления. Когда же являлись ревизоры из Петербурга, то порой приходилось поголовно отрешать чиновников от должности — или признавать невозможность расследования; так, дела курской гражданской палаты перед сенатской ревизией в 1850 году были потоплены в реке. Чиновники откровенно смотрели на службу как на «кормление»; интересы больших и маленьких «столоначальников» сосредоточивались исключительно на наградах и карьерных перемещениях, картах, вечеринках с музыкой и танцами.

Первого января 1827 года в Таврическом дворце был устроен бал. Наряды императрицы и её придворных дам вызвали восторг — это были «русские» платья — «офранцуженные сарафаны» с головными уборами в виде кокошников. С 1834 года они были утверждены царским указом. Император мечтал о национальном стиле в жизни и архитектуре, который был призван объединить народ вокруг государя и предотвратить «брожение умов». Молодой архитектор Константин Тон стал победителем конкурса на создание памятника победе в Отечественной войне 1812 года — храма Христа Спасителя; его проект сочетал черты древнерусского зодчества с византийским.

Краеугольным камнем идеологии николаевского царствования стала мысль о превосходстве православной и самодержавной России над «гибнущим Западом». Она легла в основу доклада Николаю I министра народного просвещения С. С. Уварова, где провозглашалась официальная доктрина царствования: православие («искренно и глубоко привязанный к церкви отцов своих, русский искони взирал на неё как на залог счастья общественного и семейственного»), самодержавие («составляет главное условие политического существования России») и народность («довольно, если мы сохраним неприкосновенным святилище наших народных понятий», определение которых свелось к терпению и послушанию властям).

В пасхальные праздники 1849 года в доме московского градоначальника в присутствии всего августейшего семейства состоялся костюмированный бал:

В субботу Светлой недели, 9-го апреля, в доме московского градоначальника, в присутствии их императорских величеств и всего августейшего их семейства, совершился вполне русский праздник... ...развернулось, как великолепный, бесконечный свиток, Русское царство. Мы поклонились красоте златоверхого Киева и славного города Владимира. В скромном величии прошли перед нами седовласая Москва и уже степенный Петербург. Многие города, громкие памятью истории, прислали своих представителей на праздник: Белозерск, Чернигов, Ростов, Углич, древние княжения, Вязьма, известная битвой, сокрушившей силу неприятеля, Галич, блиставший северным, жемчужным нарядом жён своих, Вологда, Пермь, Екатеринодар, Петрозаводск. Уфа дала живописного башкирца с меткими стрелами, Подолия — прекрасную малороссиянку, Вильно — такую же литвинку, стройную и русокудрую, с задумчивыми очами севера. Грузия — новую грузинку, не уступившую первой. Гостья Невы из Петербурга перелетала в горный Дагестан и вышла своенравной черкешенкой. Екатеринослав прислал юную чету переселенцев-сербов. Белосток красовался видной парою. Черноокая Бессарабия напоминала негу Азии, и при ней великолепен был молдаванин, в чалме и парчах Востока. Снова кланялись мы и прежним знакомым, и пленительному Воронежу, и пышной калужанке, которую вёл царский сокольничий, Рязани и Тамбову, которые остались верны местным народным одеждам, и восточным глазам Дербента. Исторические лица по временам перерывали шествие. Среди этой пышности, в величавой простоте явился русский мужик села Домнина Иван Сусанин, в смуром кафтане, в чёрных рукавицах, с дубиной в руке, весь занесённый снегом. Тут под Нижним Новгородом шёл князь Димитрий Михайлович Пожарский, в ратной одежде древнего воеводы, с своим верным Кузьмою. За Архангельском бежал в Москву учиться рыбацкий сын с Холмогор, 16-ти лета, в нагольном тулупе, накинутом на плечо, с сетью в одной руке, с арифметикой Магницкого в другой. Добрыня, открывавший шествие, ливонский рыцарь посередине, Ермак в заключении, ещё умноживший свои сибирские племена, были по-прежнему величавы... И вот раздались русские песни. И под их родные напевы начали свиваться и развиваться хороводы, и скромные жёны и девы клали руку на плечо величавым боярам и добрым молодцам... Строгие и многодумные очи нашего государя обвеселились на этом русском празднике, и светлая улыбка выражала радость его русского сердца... Государь император и государыня императрица благоволили дарить ласковое слово всем, участвовавшим в этом празднике»67.