Хозяйствовала тогда много лет жившая в квартире Всеволода старшая сестра Антонина. Баловал сына гостинцами — маринованными грибами и вареньем — отец Михаил Андреевич. Все дары немедленно выставлялись на стол.

Гостеприимство в доме Боброва стало традицией.

Елена Боброва рассказывала: «Гости в нашем доме могли быть в любое время суток. К Севе приходили самые разные люди. Понятие “гость” для него было священным. А зная его удивительную способность располагать к себе, можно представить, сколько их побывало в нашем доме...

Многие приходили к нему со своими болями и проблемами. Не считаясь ни с какой субординацией и табелем о рангах, Всеволод Михайлович открывал любые двери, спорил, убеждал и настаивал. Для своего товарища он мог сделать всё. Но пойти куда-нибудь просить что-нибудь для себя...

Если бы не моё близкое знакомство с председателем Спорткомитета Павловым, мы вряд ли получили бы теперешнюю трёхкомнатную квартиру. Всеволод переезжал-то сюда с неохотой. Ему было вполне достаточно старой, двухкомнатной. Но у нас уже было двое детей. Эту квартиру мы получили тогда, когда Сева был за океаном».

Среди поклонников Всеволода Боброва было много деятелей искусства. Один из них — болельщик ЦДКА поэт Константин Ваншенкин. В его «Воспоминаниях о спорте» есть и такое: «Композитор Ян Френкель почувствовал тягу и симпатии к команде в конце войны, но не только потому, что был солдатом, а благодаря поразительной игре молодого Боброва».

Заядлым футбольным болельщиком был Евгений Евтушенко. И главным его любимцем был Всеволод Бобров. Помимо широко известного стихотворения «Прорыв Боброва» у поэта был целый цикл, названный «Моя футболиада», в котором он неоднократно обращался к имени Боброва.

Об отношении поэта к футболисту многое говорят строки из стихотворения «Мои университеты»:

Есть в цикле и стихотворение «Сева»:

Елена Николаевна вспомнила памятный день рождения мужа: «1 декабря 1970 года. Сидим мы дома. На улице стужа. Уже и не надеялись, что кто-то забежит на огонёк. Вдруг — звонок. Точнее, не звонок, а трезвон сумасшедший. Открываю — в дверях Евгений Евтушенко. Все знают его авантажный стиль в одежде. И в ту пору его вкусы были теми же: громадное пальто с широченными отворотами на столь же широченных плечах, на голове огромный лисий треух. Это сейчас подобный “прикид” не редкость, а тогда...

В то время Евгений Александрович пребывал в опале. Во Франции вышла его автобиографическая книга, которая не слишком понравилась цензорам со Старой площади.

У него в такие периоды особый кураж просыпался. Сева с ним был знаком уже несколько лет, любил его и на опальный отсвет внимания не обращал, с удовольствием звал в гости.