Если Рудый сказал, что он меня послал в Наркомзем Союза для диверсионной работы, то я полагаю, что следствие имело возможность фактически проверить мою работу в Наркомземе Союза, и если бы следствие нашло хотя бы маленький дефект в моей работе, то, надо полагать, что оно не простило бы мне этого.

Работая честно и добросовестно во всех отношениях, как по советской, так и по партийной линиям, следовательно, следствию ничего не оставалось делать, как опустить этот пункт ложного оговора. Причем, если бы спросили Рудного, когда и кто меня направил для работы в Наркомзем Союза, то я смело могу сказать, что он этого совершенно не знал. Больше того, по приезде в Москву из Северной Маньчжурии Рудый меня видел всего лишь один раз в июне месяце 1935 г.

В отношении якобы безразличного моего отношения к правому, так и левому течению в партии, то и это так же легко было следователю установить в тех партийных организациях, в которых я состоял и работал в течение ряда лет. Надо полагать, что следователь этим вопросом занимался и, конечно, подтверждения этому не нашел и этот лживый пункт оговора отпал.

Не останавливаясь на ряде других пунктов ложного оговора, выдвинутых Рудного, я должен сказать, что на полях Советского Союза в посеве соевых бобов имеются наилучшие сорта, выведенные на Харбинском опытном поле КВЖД под моим непосредственным руководством, это можно установить в Наркомземе Союза.

Повторяю, что это все можно и должно было установить следствию и тогда, конечно, первый и основной пункт обвинения отпал бы, но следствие и суд этого не сделали, и я за это расплачиваюсь 15-летним отбыванием в лагере.

Что касается обвинения по пункту 11 ст. 58, выдвинутых Резником К.П. что якобы [я] в последнее время принимал участие в установлении железнодорожного тарифа и установлении курса золотого рубля на КВЖД, то и это также гнусная ложь. Никогда и нигде к этому вопросу я не имел абсолютно никакого отношения; что мое заявление правильно, то это можно было бы установить опросом лиц, занимающихся этим вопросом. Так что и это обвинение ложно.

Заканчивая краткое описание пунктов гнусно-лживого оговора, выдвинутого против меня Рудным и Резником, я должен сказать, что, работая на КВЖД в течение 5 лет, я вел работу исключительно для Советского Союза, да иначе и быть не могло. Состоя в Партии большевиков с 1918 г., происходя из рабоче-крестьянской семьи, мой отец был землекопом, а мать крестьянка (оба умерли), сам я был рабочий маляр. Советская власть и коммунистическая партия дали мне возможность учиться: первоначально окончил рабфак, а потом Тимирязевскую академию. Спрашивается, из-за каких целей или побуждений я должен был изменить своей родине, чем она меня обидела и чего мне не хватало?