Бернарду Шоу, который спросил его: «Какова на самом деле ваша игра?» — Лоуренс ответил: «Вам никогда не доводилось что-либо делать потому, что вы должны это сделать, не желая и не смея слишком подробно спрашивать, почему?»[787] Долг имеется в виду не перед моралью, но перед судьбой. Этот ответ затрагивает те человеческие области, откуда исходят фразы, напоминающие героев Достоевского; те, где на обвинение, которому, кажется, невозможно ответить, перед женой прелюбодейной, звучит: «Кто из вас без греха…» Лоуренс теперь достиг этого центрального «я», которое не уставало его преследовать. Несчастье было в том, что он не мог его сохранять всегда; несчастье всех людей — в том, что они, возможно, не могут сохранять его всегда, разве что в книгах.

Глава XXXVII.

Глава XXXVII.

Унтер-офицер[788], экзаменующий новобранцев («Каково ваше слабое место? Счет, орфография?») был немало удивлен, услышав скромный ответ: «Чистка сапог».

Комендант лагеря:

— Чем вы занимались до зачисления?

— Я работал у архитектора на Бартон-стрит.

— Почему вы так хорошо стреляете?

— Часто охотился на крупную дичь.

— Почему вы завербовались?

— Мой мозг очень устал…

— Вы хотите сказать — чтобы поступить в авиацию, нужно сойти с ума?

— Нет.[789]

Этот рядовой, необычный, но примерный[790], удивлял вышестоящих лиц. Вице-маршал авиации, сэр Оливер Суонн, который получил приказ сделать так, чтобы просьбу о зачислении Лоуренса приняли, и не одобрял «все это дело, со всеми этими уловками и тайнами»[791], держал в секрете назначение рядового Росса, номер 352087, на сборный пункт в Эксбридже. Ему пришлось вмешаться после медицинской комиссии: возраст и ранения Лоуренса, и то, что во время медосмотра он едва не свалился в обморок, исключали его из рядов войск.

Военные порядки и обычаи, о которых Лоуренс имел представление, когда записывался, придавали его диалогам с унтер-офицерами, в которых на первый взгляд не было ничего, кроме юмора, всю весомость абсурда, которую он с удовольствием искал.

Новобранцы, как во всех армиях мира, выполняли наряды на работы; Росса назначали мыть посуду, кормить свиней и чистить хлев.[792]

Связанный с Эдвардом Гарнеттом, который опубликовал и отдал на редактирование сокращенную версию «Аравии Пустынной» Доути, он доверил ему гранки «Семи столпов». Сидя под крышей хлева, он перечитывал письмо, в котором Гарнетт уверял, что это значительная книга[793]; потом, вечером, закончив мытье посуды, он отвечал ему: «Не называйте меня художником. Я говорил, что хотел бы им быть, и эта книга — мой опыт в манере художника: так же, как моя война была пристойной имитацией военного дела, а моя политика звучала в лад с тем, что разыгрывали политики. Все это — хорошая подделка…»[794], или писал: «Дорогой Суонн, я не могу спросить у капрала, как механик авиации должен обращаться к вице-маршалу ВВС; поэтому, прошу вас, считайте, что это письмо из прошедшего периода моего существования…»[795]