После того как я получил печальное известие, я не мог перестать упрекать себя. Примерно за неделю до гибели президента я не навестил его в Понха. У меня не было других планов, но и острых вопросов, для решения которых мне необходимо было бы ехать, тоже не было. Президент уже прошел процедуру дознания, и прокуратура никак не могла вынести решение.

Поначалу я часто к нему ездил, чтобы подготовиться на случай запроса ордера на арест. И даже убедившись, что они не смогут потребовать такой ордер, я продолжал наведываться в Понха, чтобы обсудить возможность скорого возбуждения дела без предварительного заключения. Однако, так как прокуратура все тянула с решением, я подумал, что лучше дать президенту отдохнуть и немного расслабиться. К тому же при встрече со мной президент так стыдился, что не знал, куда себя деть. Поэтому я посчитал, что ему какое-то время нужно побыть одному и отдохнуть.

В тот момент и для президента, и для адвокатов было очевидно, что, даже если прокуратура возбудит дело, мы без труда получим заключение о невиновности. Никто не мог даже предположить, что президент был полон решимости все бросить.

Об этом мы услышали позже. Но Мухён провел последние выходные накануне гибели в одиночестве. Он не дописал книгу «Будущее прогресса», которую до последнего старался не выпускать из рук. Утром 19-го числа он сказал секретарям Юн Тхэёну и Ян Чончхолю, которые помогали в написании книги, что ему пришлось много пережить за последнее время, и после этого он оставил все дела. Встреча с несколькими знакомыми – это был последний раз, когда я его видел. С вечера 19 мая и до утра 23 мая он ни с кем не встречался, не считая того, что вечером 21-го числа к президенту ненадолго заглянул живший неподалеку знакомый, глава артели Ли Чэу. За день до трагедии Но Мухён заглянул в комнату, где сидели секретари, чтобы выкурить сигарету. Он долго и пристально смотрел на всех, как будто прощаясь в последний раз, а затем молча вышел. И на рассвете 23 мая он покинул дом и отправился в самый долгий путь.

Проведя наедине с собой много одиноких и мучительных часов, он утвердился в своем последнем решении, и в это время он никому, включая меня, не позволил быть рядом. Шок, который я испытал, когда впервые увидел предсмертную записку, был невыносим от осознания, что президент шел к этому. Я все время думал: «С какого момента он вынашивал в голове текст предсмертной записки?»

Скорее всего, президент много раз мысленно прокручивал и переделывал содержание предсмертной записки втайне от всех, поскольку это был не тот текст, который можно открыть на экране компьютера и отредактировать.