В тех случаях, когда я не успевал посмотреть отчеты по прокурорским брифингам или доклады в СМИ, большинство моих ответов на вопросы журналистов типа «Прокурор сказал на брифинге то-то и то-то, что Вы думаете по этому поводу?» или «В такой-то газете представлен такой-то доклад, что Вы думаете по этому поводу?» были импровизацией. Однако если вдруг я не мог ответить на звонок из-за других дел, то наша позиция просто не освещалась в газете. И в такой ситуации мы должны были быть благодарны, что нас хотя бы о чем-то спрашивали.
Я не из тех, кто быстро соображает и быстро говорит. К тому же настроения общества и СМИ создавали очень сложную ситуацию. Когда журналисты задавали мне вопросы, я должен был моментально просчитывать, как нужно представить ситуацию, чтобы мои слова были максимально убедительными для остальных и выгодными для нас. Я всегда отвечал, испытывая сильное беспокойство и опасения, но сейчас, смотря на то, как все вышло, я сожалею об этом.
В то время президенту было о чем беспокоиться: он раздумывал, стоит ли давать не только юридические, но и политические комментарии. Он рассматривал способ реагировать прямолинейно в случаях, когда требовалось указать на обман, и опираться только на истинные политические намерения. Сотрудники Управления по связям с общественностью тоже в целом поддерживали эту позицию. Из этих побуждений мы даже написали «Письмо президенту Ли Мёнбаку», хотя в итоге оно так и не было отправлено. В конечном счете президент все же остановился на исключительно юридическом реагировании, так как он посчитал, что общественность не будет прислушиваться, в связи с чем есть вероятность столкнуться с еще более жесткой критикой.
И президент, и мы давали комментарии относительно происходившего, проявляя недюжинное терпение и выдержку. Пройдя через все это и оглядываясь назад, я понимаю, что сожалею о многих своих комментариях, потому что не уверен, были ли они достаточно подходящими и своевременными. Не слишком ли осторожной была моя реакция? Смог ли я донести то, что президент действительно хотел сказать? Иногда я раскаиваюсь, что мы не смогли проявить действительно соответствующую реакцию, заявив им в лицо: «Это подлое политическое расследование, целью которого является бывший президент!» – и отказаться, например, от проведения расследования.
Конечно, неизвестно, если бы мы так поступили, было бы от этого лучше, придало бы это сил президенту, принесло бы ему облегчение. Во всяком случае, я никак не могу избавиться от мысли: «Если бы мы знали, что у него на душе, то должны были любыми способами предотвратить это, но…»