В Марракеше он обретал простоту жизни. Он радовался тем больше, что знал — она ненадолго. «Он родился под знаком Льва. Иногда он взрывается, но это бывает редко. Обычно он никого не беспокоит. Ив приезжает сюда, чтобы что-то забыть», — говорил Мустафа, дворецкий, резко надушенный духами
К нему заходили, как к графине де Бретейль, в этот живой, беспорядочный сад, где деревья выросли как дети в многодетной семье. Это был открытый дом, выходивший в сад с банановыми деревьями, гибискусом, бугенвиллеями, которые щекотали своими розовыми усиками террасу второго этажа. Девять комнат, тихих и белых, почти не обеспокоенных ориентализмом; сирийская мебель, инкрустированная перламутром; рисунки и акварели, изображавшие племенных вождей и крепости; виды арабского квартала Константины; очень красивый потолок из города Феса, найденный в одном дворце… Но любимая комната Ива — «гостиная без времени года», немного на отшибе, где царил розовый камин с бюстом чернокожей женщины, на ее шею он повесил ожерелье из красного коралла. Резные ширмы из кедра; кресло, небрежно задрапированное кашемировым платком; тигровая шкура возле скамейки, стоявшей в алькове; маленькие ажурные деревянные столики, похожие на киоски с музыкой, — все это давало изысканное ощущение зимы среди лета.
Пьер Берже предпочитал большую гостиную, казавшуюся оживленной, даже когда в ней было тихо. Наверное, это из-за книг, они заполняли гостиную, точно это кабинет любителя чтения в отпуске. Здесь можно было найти переплетенные собрания сочинений Жюля Верна и Анатоля Франса, как, впрочем, и «Одиночество сострадания» Жана Жионо, словарь рифм или «Глупости» Жака Лорана, стоявшие на полках из темного дерева рядом с рисунками Ива Сен-Лорана — один из них полон змей. Этот дом назывался «Дар-эс-Саада», что означало «Дом счастья». Столовые салфетки из сиреневого льна. Ив часто писал в своей голубой комнате, похожей на бассейн, гулял в белых хлопковых брюках и курил сигареты