Для рекламной кампании Rive Gauche зимы 1998/1999 года Пьер Берже попросил рекламное агентство Wolkoffпридумать «что-нибудь оригинальное и немного шокирующее». Отсюда и появилась серия фотографий на тему мировых шедевров живописи, организованная в июне Марио Сорренти[979]. Обнаженная модель «Завтрака на траве» Эдуарда Мане снова одета. Это уже не женщина, а мужчина… Пьер Берже настолько был очарован, что принял решение вынести на обозрение публики бизнес-план, изначально предназначенный для прессы. Все это показывало, насколько модный Дом дышал в ритме его страстей, вспышек, импульсов, которые могли со дня на день все перевернуть, поставив под сомнение принятое решение. Здесь все регулировал аффективный барометр. Были дни «с» и дни «без», сотрудники Пьера Берже жили в интенсивном ритме этих импульсов, настолько трогательных своей спонтанностью, но и порой утомительных.

Дом моды, в свою очередь, похоже, стал жертвой синдрома молодости. В жизни кутюрье, кто много раз повторял, что никогда не был молодым, события 1998 года выглядели несколько искусственными. Шкатулки для макияжа в виде леденцов, черно-белое видео, созданное для запуска туалетной воды Live Jazz двумя молодыми графическими дизайнерами, подчеркивали этот хорошо организованный оптимизм. В феврале презентация туалетной воды Live Jazz собрала две тысячи человек под управлением диджея Dimitri from Paris. В другом проекте, который был так близок его сердцу, еще лучше прочитывались имперские желания Пьера Берже: было организовано грандиозное дефиле на Стадионе Франции накануне открытия чемпионата мира по футболу. Для Пьера Берже это был «вызов», благодаря предложению Мишеля Платини[980]. «В мире искусства то, что Франция может дать лучшего, это все же мода. А в моде — это Сен-Лоран»[981].

Но были дни и «без всего». Сотрудники знали это. Когда он прибывал на авеню Марсо с угрюмым видом, все знали, что трудный разговор с Ивом Сен-Лораном расстроил его. Пьер Берже, менее уверенный в себе, чем казалось, становился еще более упорным для нужд своего короля, чей талант он поддерживал до конца. По его мнению, что предлагал Гальяно или Маккуин, «это идиотский, устаревший, фашистский образ моды»[982]. Его стали замечать в сопровождении юного Марка Гусилса, обладавшего такой же разрушительной красотой, что и Ален Делон в фильме «Рокко и его братья»[983]. Представленный Пьеру Берже Робером Мерлозом в 1994 году, Марк Гусилс — бывшая модель-самоучка, продавец браслетов на пляже Сен-Тропе, а затем футболок с принтами, после этого «аляскинский самородок» — запустил линию женского нижнего белья. Сначала он стал советником президента компании, а затем «директором по стратегии», чтобы «модернизировать модный Дом». Еще в 1997 году выявилось «ослабление творческой легитимности, потеря контроля над брендом и продуктами в интересах лицензий и их держателей и т. д.». Эти выводы вполне оправдывали создание Марком Гусилсом отдела по аналитике и исследованиям, что стоило Дому 610 000 евро в год. «Мистер Берже боялся злоупотреблений, — говорил Марк. — Он оставил под своим руководством управление маркетингом для контроля над продуктом и коммуникационной стратегией». Восторженный Марк Гусилс вызывал не только симпатию. «Он присутствовал на всех встречах. Когда господин Берже говорил что-то, что ему не нравилось, он пинал его ногой под столом. Это было грустно», — вспоминал один сотрудник. Но Пьер Берже находился на седьмом небе от счастья.