Простояли мы тут до 7 июля. По обилию травы, хорошей воды, здоровому воздуху Турчидагское плато было отличным лагерным пунктом, тем более что по своей центральности давало возможность двигаться и поспевать на всякий угрожаемый пункт, но на высоте каких-нибудь семи тысяч футов над поверхностью моря приходилось нередко выносить такие адские атмосферические нападения, что проклинали мы судьбу свою горемычную очень и очень. Пронизывающий до костей густой туман, плотными массами налегавший, так что почти руками можно было его хватать, резкий, порывистый холодный ветер, иногда несколько дней кряду проливной дождь, то вдруг секущие до крови, градинки, то снег, в палатках вода, на теле ни сухой нитки, вместо огня на кухнях (то есть в ямках, под котлами) едкий дым, окоченелые члены, к чему ни прикоснешься, все мокро, слизко – одним словом, положение отвратительное! А стоило только показаться солнышку – исчезнут туманы, мигом все обсушивалось, оживало, веселило, раздавались шумный говор, шутки, песни, все забывалось, больных почти не было!..

Две недели протянулись довольно монотонно, среди обычной лагерной службы (оригинальную характеристику коей я представлю дальше, в следующих главах). Неприятель не показывался. Мы уже начинали скучать и томиться неприятной перспективой простоять так все лето на Турчи-Даге, когда 7 июля совершенно неожиданно раздался из главного лагеря барабанный бой, призывающий всех адъютантов. Я тотчас отправился в штаб, где и получил приказание: батальону сняться и выступать по дороге к Гамашинским высотам.

XL.

На Гамашинских высотах мы расположились лагерем, полагая, что здесь придется нам продолжать скучное прозябание, надоевшее уже порядочно на Турчи-Даге. Утешали мы себя тем, что здесь по крайней мере теплее, не так часты и непроницаемы туманы, вообще легче тянуть службу аванпостную.

Вечер, пробили зарю, ударили на молитву – весь лагерь по искони принятому прекрасному обычаю огласился стройным пением в каждом батальоне молитвы Господней, построенные на линейках роты усердно осеняли себя большими крестами, слышался шепот произносимых молитв; на темном фоне звездного неба вырезывались обрывы, причудливой формы горные цепи, где-то вдали то мерцал, то исчезал огонек; торжественная тишина нарушалась изредка только фырканьем лошадей в коновязях… Раздалась последняя барабанная дробь, обряд кончился, все расползлись по палаткам, а люди, назначенные в цепи, секреты и прочее, тронулись в путь.

– Господин адъютант, – слышу я зов моего батальонера Сойманова: – Извольте идти за приказаниями-с.