– А насчет похода батальону ничего не сказано?

– Никак нет-с, ничего не слыхал.

– Ну хорошо, ступай, приготовь роту; не оставлять лишних людей дома, чтобы не меньше 200 штыков было; взять на два дня хлеба с собой и одну тройку, на случай кто заболеет или ранят; ружья осмотреть, чтобы было все исправно.

– Вот те и Кузьмич, и поход в Турцию! Давайте с горя ужинать…

На другое утро, когда рота моя уже выстроилась у спуска к мосту в готовности двигаться, я отправился явиться начальству.

Не успел я войти, как Б. уже приподнялся и стал в величественную позу повелителя: он, очевидно, хотел показать перед другим батальонным командиром, каким юпитером он умеет быть. Но тут случился неожиданный казус – Кузьмич, как только увидел меня, встал мне навстречу и самым дружелюбным тоном забасил: «Вот кого я вижу – моего любезнейшего «слезнорыдающего» (я уже рассказывал выше, как мы у него в Дешлагаре выпрашивали взаймы денег и писали слезнорыдающие просьбы), а я и не знал, что ты, друг мой, здесь, я думал, что, по-старому, в 3-м батальоне. Вот чудесно: до Хасав-Юрта вместе пойдем, наговоримся и Дешлагар вспомянем!».

Б., красный, силящийся придать своей физиономии не то ироническое, не то злобное выражение, поглаживает тощие усики и с видимым неудовольствием возвращается на свое место. А чтобы подделаться к Кузьмичу (нельзя же: полковник, да и протеже князя Аргутинского, в дружбе со всеми штабными – черт возьми, это не шутка!), принимает товарищеский добродушный вид и вместо приготовленных юпитерских повелений приглашает выпить на дорогу стакан чаю. Я поблагодарил.

Путешествие наше до Хасав-Юрта, верст около тридцати, было не весьма приятно: моросил не то мелкий дождь, не то какой-то сквозь сито пропускаемый мокрый туман. Кузьмичу пришлось поднять верх своего тарантаса, а мне, ехавшему верхом, надеть бурку и башлык, поэтому разговор затруднялся. На половине дороги, у караульной башни, мы сделали привал, и тут, за завтраком, я, наконец, улучил удобный момент спросить у Кузьмича разрешения мучивших нас предположений и надежд.

Ответ оказался самый разочаровывающий. «Наверное, – сказал Кузьмич, – я ничего не знаю, но убежден, что за исключением уже взятых двух Ширванских батальонов из Дагестана не тронут больше ни одного человека, тем более что из Чечни, из Владикавказа, с линии тоже забрана часть войск, и в случае чего (то есть успешных действий Шамиля) нам из Дагестана придется туда посылать подкрепление; а если там, на левом фланге, не приостановят зимних действий против чеченцев, то из Дагестана им непременно пошлют два-три батальона на усиление».