– Я получаю полтораста рублей в год, а у меня семья в семь душ, которых нужно кормить, – отвечал он. – В той же деревне, где я живу, бо́льшая половина жителей мусульмане, мулла их жалованья не получает, но имеет такие доходы, что живет богато, всеми уважаем и почитаем, даже нашим русским начальством, а я нищий, и на меня никто внимания не обращает. Я воспользовался случаем заработать несколько рублей.

Я не нашелся, что и сказать ему. Особенно конфузило меня присутствие нескольких осетинских офицеров и почетных людей, увешанных разными орденами и знаками отличия, принадлежавших без исключения к исповедующим мусульманскую веру. Они весьма иронически посматривали на несчастного христианского священника, наряженного в ободранный полушубок и род лаптей, и с большим изумлением взглянули на меня, когда я подошел к нему под благословение…

Не изумительная ли непоследовательность нашей политики? Вместо того чтобы покровительствовать христианскому элементу среди горцев, оказывать ему если уже не явное предпочтение перед мусульманским, то по крайней мере не равнодушие и даже явное пренебрежение, чтобы опираться на него в борьбе с враждебным фанатическим исламом, мы в какой-то непостижимой слепоте действовали как раз наоборот. И нигде это не выказывалось так резко, как именно во Владикавказском округе, этом центре кавказского горского населения. Вы встречали здесь целую массу штаб- и обер-офицеров, увешанных орденами, получающих пенсии, занимающих разные видные административные должности, пользующихся большим почетом у высших русских властей и поэтому значительным влиянием среди туземного населения, и все это были исключительно мусульмане. Думаю, что память не изменяет мне, и потому говорю «исключительно». Я решительно не помню ни одного офицера – осетина-христианина, даже в числе низших лиц, награжденных медалями, солдатскими Георгиевскими крестами, серебряными темляками и т. п., едва ли на двадцать пять человек мусульман приходился один христианин! Кто составлял «сливки туземного общества»? Мусульмане. Кого вы могли встретить в числе гостей, вежливо, с почтением принимаемых нашими высшими начальственными лицами? Почетных туземцев мусульман, их чалмоносных эфендиев и гаджи (побывавших в Мекке). К кому обращались за советами, за содействием в разных важных местных делах? К ним же. Кому предоставляли выгоды, доходные поставки, начальствования над милициями и т. п.? Все им же, мусульманам. Искание популярности среди туземцев – слабость, которой было одержимо большинство наших главных начальников, – к кому обращалось? К мусульманам же. Тот же барон И. А. Вревский, один из первых обративший внимание на вопрос о восстановлении и поддержании христианства среди горцев, энергически взявшийся за это, как читатели могли видеть из вышеописанного, по необъяснимому противоречию действовал совершенно в том же направлении и, оказывая всякое уважение и снисхождение почетным влиятельным туземцам мусульманам и их духовенству, не показал ни одного примера отличием и возвышением кого-нибудь из туземцев-христиан. Я вовсе не партизан религиозных преследований и преимуществ одной религии против другой, но именно в силу принципа равноправности, казалось бы, более уместным христианскому государству не быть мачехой своим единоверцам, уже не говоря о политической стороне дела. И выходило так, что мусульманское население, пользуясь покровительством своих влиятельных лиц, везде и во всем стояло впереди христианского: оно жило сравнительно в гораздо большем благосостоянии, смотрело свысока и с некоторым пренебрежением на своих христианских соседей, возбуждая в них зависть и нередко желание обратиться в мусульман… При таких условиях уже неудивительно, что мусульманская часть туземного населения отличалась и большей степенью своего рода, интеллигентности, бо́льшим наружным лоском и приличием, тогда как христиане были беднее, грубее, неотесаннее, менее развиты, хотя принадлежали к одному и тому же племени. Короче сказать, мусульмане были господа, а христиане – мужичье.