По четвергам в этой комнате собирались представители всевозможных национальностей. Невозможно было предугадать, кто придёт на этот раз. Иногда там присутствовали и невидимые посетители, заметные лишь некоторым из нас. Результаты были весьма любопытные; мадам Блаватская была крайне чувствительна к холоду, поэтому в её комнате поддерживали тепло, и во время собраний в ней часто бывало чересчур жарко. Однажды вечером перед началом собрания я спустился и обнаружил, что её комната напоминает ледник, хотя в ней горели огонь и светильники. Я обратил на это внимание Е. П. Блаватской, она рассмеялась в ответ и сказала: «О, меня только что посетил друг, который забыл убрать свою атмосферу».
В другой раз, помнится, комната постепенно наполнялась людьми, пока не осталось ни одного свободного места. На диване сидел изысканный индус при полном параде, в тюрбане и национальном одеянии. Беседа была в самом разгаре, и наш необычный гость, очевидно, был очень ею увлечён, поскольку с интересом внимал каждому высказанному замечанию. Президент Ложи в тот вечер немного опоздал и, войдя в комнату, оглянулся в поисках свободного места. Он подошёл к дивану и сел – прямо на изысканного индуса, который настолько удивился этому вторжению, что тотчас же испарился с едва слышным шипением![844].
По утверждению одного из членов Ложи, ирландского теософа Клода Фоллса Райта, между собраниями и в дневное время в Ложе Блаватской кипела бурная деятельность. Вдобавок к неиссякаемому потоку посетителей там всегда находились добровольные помощники, выполнявшие различную работу. Однажды несколько таких сотрудников, сгрудившись, обсуждали проблему, которая казалась им невероятно важной. Зайдя в тупик, они решили обратиться за помощью к Е. П. Блаватской. Самая молодая сотрудница постучала в её комнату и спросила:
– Мадам, что самое важное в изучении теософии?
– Здравый смысл, милая.
– Мадам, а что бы Вы поставили на второе место?
– Чувство юмора.
– А на третье?
Здесь терпение Елены Петровны, по-видимому, лопнуло.
– О, ещё больше здравого смысла![845].
В тот период Е. П. Блаватская редко выходила из дома, но в начале января 1889 г. графиня Вахтмейстер и американский художник Эдмунд Рассел[846] убедили её посетить студию известного лондонского фотографа Энрико Реста, чтобы сделать несколько фотографий. Именно тогда был сделан тот знаменитый снимок под названием «Сфинкс». Годы спустя сам Реста рассказал о визите Елены Петровны в письме к Джону Котсу, который в то время занимал пост президента лондонского ТО: