«ВЫ ЧУДЕСНЫЙ ПАРЕНЬ – ПРИХОДИТЕ ЧАЩЕ —
ПРИХОДИТЕ, КОГДА ЗАХОТИТЕ!»
Я видел, как в пылу спора она вдруг ударяла себя по лбу сжатым кулаком: «Ну какая же я дура! Мой дорогой друг, простите меня – Вы правы, а я ошибалась». Многие ли способны на такое?
На рецензию, в которой говорилось, что теософии не существует, и она сама придумала великую тайную доктрину, мадам ответила: «Если бы я так думала, то сняла бы шляпу перед Е. П. Блаватской. Я всего лишь писарь, а они называют меня творцом! Это превосходит мои притязания!» Абсолютно равнодушная к сплетням, она никогда не утруждала себя оправданиями. Однажды она сказала мне: «Меня так долго поливали грязью, что я даже не пытаюсь открыть зонт».
Её идеалом было
Она хорошо знала Библию, хотя для неё последняя являлась лишь одной из множества священных книг, имевших для Блаватской равное значение; через теософию – богомудрость или добро-мудрость – она учила нас не использовать слово «религия» во множественном числе, и кажется, это маленькое правило наконец становится привычным. Она обладала глубокими познаниями в сфере универсальных аналогий, из-за чего некоторые из её интерпретаций были весьма необычны. Последние слова Христа: «Боже! Почему ты оставил меня?», в которых многим слышится горечь, а некоторые, например, Джордж Мур, видят в них отречение от своей миссии, она превратила в радостное: «Мой Бог! Мой Бог! Как Ты восславил меня!»
Она была последним из мамонтов. Только пещерные храмы Индии могут идти с ней в сравнение. Она была Элефантой или Аджантой, с куполом, покрытым выцветшими фресками блистательной славы.
Я знавал многих, кто своими достоинствами был подобен богам, – Сальвини, Глэдстоун, Роберт Браунинг, Уильям Моррис, Родин, Сара Бернард – но никто из них не обладал её космической силой, хотя всем им было присуще детское очарование, когда они не были заняты делом. Великие всегда остаются детьми и порой позволяют себе выбраться из клетки.