В комнате был порядок. Я уж думал, что случились «капризы». Но через пару дней Юра сказал, что он, как «честный офицер», обязан теперь жениться.

Первого января мы встретились с Ниной; до этого успели отдохнуть и привести себя в порядок. После прогулки оказались в кафе «Лакомка», которое с некоторых пор я предпочитал помпезному «Северу». Потом поехали к нам в 422-ю. Кажется, даже посетили танцы. Расставаться не хотелось, было уже поздно. Утром, провожая Нину пешком до общежития, я предложил ей руку и сердце. Конечно, я определенно был влюблен, но торжественных слов говорить не умел (как и другие «логические»), и все это было облечено в шуточную форму. Нина несколько опешила, но как бы приняла игру и дала согласие. Все это выглядело несерьезно, но «если я чего решил, выпью обязательно». С тех пор мы практически не расставались. Нина тоже влюбилась. Одним из индикаторов было то, что ей нравились мои шутки и анекдоты «по поводу». Смех у Нины негромкий, но заразительный и мы оба много смеялись.

Второго января я сказал Нине, что еще две недели назад заказал на пятого января видеопереговоры с Киевом, но Нина тогда особого внимания на это не обратила. Пятого числа она сказала, что боится и на телепереговоры идти не хочет. Мне пришлось применить все красноречие, чтобы уговорить ее пойти со мной. Один из аргументов оказался убедительным: «если тебе с мужем (со мной) не повезет, то с родителями повезет точно». Нина была сиротой (отец пропал без вести, мама умерла во время войны) и для нее этот аргумент был веским.

На экране появились родители, сестры и даже Лина Корешева – близкая приятельница родителей.

Мама сразу поняла, в чем дело и какой-то шуткой сняла напряжение. Включился и папа. Объяснять ничего не пришлось. Все всё поняли. Нину я успел представить, и потом разговор шел больше с ней. Нина понемногу оттаяла. Ее спрашивали, все ли она про меня знает, видела ли она мою редеющую макушку, были и другие подколы. До конца сеанса успели сказать, что ждут нас в Киеве. Но туда мы могли поехать только после четвертого февраля – на этот день была назначена защита диплома. А пока у нас продолжался медовый месяц. Официального заключения брака мы ждать не могли – очередь во Дворец Бракосочетания на свадьбы молодоженов была месяца на два-три, да и раньше, чем через месяц после подачи документов брак регистрировать было запрещено. Мы и так не хотели там «брачеваться» – марши Мендельсона шли серией и надоели. Заявление мы написали и нам выдали справку, что через месяц мы имеем право заключить брак. «Медовый месяц» мы провели в 422-й комнате. Хотя этот выбор и был вынужденным, место нас устраивало. Мы были одни, благодаря предупредительности Гены Ли и кого-то из старожилов (кажется, Юн Санхо), который еще числился в общежитии, но жил у жены.