Между тем, за одичавшей Ялтой сохранились слава и права торгового пункта. Торговля производилась меною.
Окрестные татары и греки на лошадках и за плечами тащили свои товары в ялтинский «порт». Там они «нагружали лодки незначительным количеством мелкого леса, плодами, не подверженными скорой порче, в том числе дурным изюмом, приготовляемым из дикого винограда, более же всего отпускали лук, чеснок и лён отменной доброты.
Груз сей поручали одному избранному, который раз в год осенью променивал оптом в ближайшем феодосийском порту все эти товары на пшеницу, шелковые турецкие материи, соль и другие домашние надобности».
Русские власти сохранили за Ялтой роль торгового порта, которым пользовались для упорядочения плавания в этих водах.
Было сделано распоряжение, чтобы все береговые и дальние торговые суда, отправляющиеся в соседние гавани, брали «морской пашпорт» у карантинного начальника в Ялте.
Учрежден был досмотр за шныряющими вдоль берегов торговыми турецкими кораблями, которые среди прочих товаров часто несли темные слухи, заговоры и шпионские розыски. Эти же суда приносили с собой и страшный дар Востока – чуму. Поставленные вдоль берега карантинные заставы задерживали команды на недельный срок.
Такой карантин, обнесенный плетнем, располагался в Ялте на холме у разрушенных стен церкви св. Иоанна.
Это печальное заведение и хижины арнаутов составляли ту самую Ялту, которую облюбовал Воронцов для устройства «новой Ниццы».
Воронцов начал с постройки таможни невдалеке от холма, увенчанного церковью, карантином и развесистой старой яблоней.
В этой же стороне, близ речки Гувы (ныне именуемой Дерекойкой), заложены были здания почты, аптеки и трактира, или, выражаясь пышнее, гостиницы, в которой чувствовалась настоятельная необходимость.
Таможня должна была задать тон другим домам. Ее выстроили двухэтажною, с фронтоном, колонками и высокими парадными окнами. В ее архитектуре не было ничего отличного, оригинального, и она легко могла бы сойти за дворянский особнячок на Васильевском острове в Петербурге, если бы не веселая розовая окраска.
С таможней состязалась гостиница, по стене которой, еще не совсем отделанной, протянулась живописная надпись:
Трактирный дом был построен «собственным иждивением» Воронцова, но автором итальянской надписи и хозяином гостиницы был «прекрасный лирический бас» сеньор Бартолуччи, который так много пел в одесской опере, что наконец потерял голос и вызвал негодование неблагодарных, которые не хотели помнить о его былой славе.