Прав или неправ был Муравьёв, в данном случае неясно, но замечание его характеризует отсутствие системы, мысли и знаний в раскопках, которые производились в конце 10-х и начале 20-х годов в Крыму. Здесь он имел в виду одного человека, который взял на себя смелость руководить этими рас-копками в Керчи и ее окрестностях. Это был Павел Дебрюкс, француз, который в дни революции сражался за короля, затем эмигрировал в Россию, был назначен начальником керченской таможни, а потом начальником соляных озер. Имея много свободного времени, Дебрюкс увлекся археологией.

Щедрый «Русский биографический словарь» именует Дебрюкса ученым археологом и приписывает ему «пролитие яркого света на неизвестную доселе древнюю географию Киммерийского Боспора». При этом выясняется, что никаких ученых трудов Дебрюкс после себя не оставил, хотя и подносил свои записки великому князю Михаилу Павловичу. Александр I, восхищенный бескорыстным служением Дебрюкса, повелел считать все пантикопейские находки собственностью Дебрюкса, и в доме его создали музей. Менее высокопоставленные лица восхищались деятельностью Дебрюкса умереннее. Историк Михайловский-Данилевский писал в 1819 году: «Вечером я приехал в Керчь, сию оконечность Европы… Я немедленно познакомился с служившим по соляной части французским эмигрантом, Брюксом, который слыл за антиквария и несколько лет открывал гробы древних греков и скифов. Что человек сей не учен, то доказывает самое короткое с ним свиданье; он по-латыни не знает, об успехах, сделанных в филологии в новейшие времена, и не слыхал, и даже по-французски говорит дурно, мало учился, тридцати лет вступил в военную службу во Франции и потом сочинил книжку под заглавием “О легкой кавалерии”. Всякий видит, что переход от легкой конницы до глубокой древности немного труден».

Пушкин написал об археологической деятельности Дебрюкса кратко: «Ему недостает ни денег, ни знаний».

Раскопки Дебрюкса и других любителей в большой степени послужили поводом к докладной записке, поданной русским археологом И.А. Стемпковским генерал-губернатору Воронцову. Раскрытые могильники, из которых исчезало всё ценное, части памятников, разрозненных рукой невежественного любителя, и все другие следы любительского перекапывания Херсонеса и Боспора заставили тихого скромного Стемпковского выступить с горячим воззванием к правительству.

В записке, которая носит название «Мысли относительно изыскания древностей в Новороссийском крае», Стемпковский пишет о необходимости принять срочные меры к охране и изучению памятников древности во всей Новороссии и в Крыму. Стемпковский считает такую работу совершенно непосильной для одного человека, хотя бы крупного ученого. Настоящую пользу науке может принести только работа целого ученого общества. О создании этого общества и хлопочет Стемпковский. «Многие частные люди занимались отдельно изысканьями древностей по берегам Черного моря, – пишет он. – Иные, описывая и извещая ученых о найденных ими предметах ‹…› через то оказали наукам истинную услугу, ибо многие описанные Палласом, Векселем и другими памятники ныне уже не существуют в тех местах, где ими были видены. Другие же, собирая медали, вазы и иные вещи, единственно из любопытства и не зная настоящей цены оных, не только не принесли никакой пользы, но причинили, может быть, много вреда, ибо нет сомнения, что разные предметы древности, ежегодно вывозимые из Крыма и в числе коих, вероятно, находятся некоторые весьма важные для истории, скрываются в безвестности по разным частным собраниям и, может быть, навсегда будут потеряны для науки или, если и сделаются впоследствии известными, то потеряют уже половину цены своей для потомства, потому что никто не будет знать, в каких местах они были найдены». Только ученое общество может оградить научные открытия от невежд, случайностей и гибели.