Еще важнее свидетельство современников о том, что Мария Раевская – «идеал пушкинской Черкешенки», причем поэт Туманский писал об этом в 1824 году своей сестре, ссылаясь на «собственное выражение поэта»[146]. Факт этот, пожалуй, интереснее всего тем, насколько Пушкин угадал эту замечательную женщину, душевный огонь и мужество которой привели ее сквозь снега и жестокие этапы Сибири к ногам каторжанина-декабриста Волконского. Но в «Кавказском пленнике», гурзуфском создании Пушкина, Черкешенка-Мария противостоит «гордой деве», таинственной любви пленника. Элегическая героиня поэзии Пушкина – не она.

И, может быть, самым верных и драгоценным заключением по этому своеобразному следствию об утаенной любви Пушкина являются слова самой Марии Раевской (Волконской): «В сущности, он обожал лишь свою Музу и поэтизировал всё, что видел»[147].

Да и Пушкин в «Евгении Онегине» сказал, по существу, то же самое:

«Мечтательная», высокая любовь и «безымянные страдания» в эту пору нашли свое наиболее полное выражения в поэме «Кавказский пленник», первоначальный вариант которой – «Кавказ», – Пушкин создал в Гурзуфе. Романтический герой, страдалец, влачащий свои цепи в неволе, влачащий свою утаенную, безымянную любовь к некоей жестокой красавице ничем не отличается от героя большой элегии. Сюжет поэмы, действие ее чрезвычайно неподвижны и важны не они, а именно элегические размышления об утраченной молодости, «воспоминания прошлых дней», т. е. романтическая тема разочарованного страдальца. И в этом смысле элегия или, может быть, поэма «Таврида» (если под этим условным названием объединить элегические наброски, связанные с Гурзуфом, как это сделано в академическом собраний сочинении 1956 года)[148] представляют собой продолжение «Кавказского пленника». В набросках «Кто видел край…», которые должны были в переработанном виде войти в элегию (или поэму) «Таврида» – мотив духовного возрождения решается Пушкиным в том же элегическом ключе, что и лирические строки поэмы «Кавказский пленник». Жизнь и смерть, сумрак воспоминаний и свет возрождения – вот круг лирической темы. С ним связана элегическая героиня с ее нежной красотой и милой беспечностью («Увы! зачем она блистает…»), с ее светлой наивностью («Редеет облаков летучая гряда»), неразделимая с природой «милого полудня».

В лирике первым новым словом южного периода является элегия «Погасло дневное светило», написанная на пути в Гурзуф.

Характерной особенностью новой лирики Пушкина является прочная гармония между реально видимым миром и абстрактной, философской темой.