В прениях по докладу выступали следующие лица:

Н. Н. Волков указал на некоторую неадекватность заглавия доклада его содержанию.

Прежде всего, в докладе речь идет не о видах театрального знания, а о видах знания всякого искусства вообще. Специфич[еское] театра нигде не было затронуто. Во-вторых, докладчик не анализировал собственно видов знания, а скорее виды культурных отношений (культ[урное] общение) с художественным предметом. Всякое культурное общение покоится на знании, но следует еще показать, что такие моменты, как критика, идеология и др., суть именно виды знания, а не виды отношения. Исидор Михайлович <Клейнер> напрасно подчеркивал поэтому во всех этих культурных явлениях момент постижения. Тогда получается, что различаются все эти явления главным образом со стороны их предмета: исследуют разные стороны предмета. Между тем критика, например, отличается некоторым субъективным отношением, идеология – некоторым специфическим творчеством: установлением идеала, тогда как предметы, на которых фундировалось это явление, возможно, те же самые.

И. М. Клейнер присоединяется к предыдущему оппоненту, он тоже думает, что между названием доклада и его содержанием есть некоторое несоответствие. Непонятно кроме того, какое место докладчик уделяет социологии театра.

М. И. Каган заметил, что хорошо построенный доклад, по существу, все-таки несколько беспредметен. По мнению оппонента, нет таких вещей, которые были бы вне критики. Критика, о которой говорит докладчик, есть критика в дурном смысле. Критика имеет в виду действие, чего докладчик не отметил. Все остальные вещи, о которых говорил докладчик, применимы и не только к театру, и не только по отношению к искусству. Следовало указать, почему можно говорить применительно к театру о таких вещах, как идеология, метафизика и т. д.

А. Г. Цирес сказал, что он присоединяется к замечаниям Николая Николаевича и Исидора Михайловича. Если говорить о дисциплинах, которые могут быть направлены на театр, следовало бы взять театр и установить сперва его сущность. Спрашивается, что мы находим в театре – может быть, специфический образ? Тогда критик, например, уясняет не столько спектакль как он есть, а как он ему, критику, дан. Нас поражает в критике своеобразный новый предмет, созданный критиком. Во всяком случае следовало избрать путь от театра. Отсюда возникает и ряд других сомнений. Например, нельзя так легко отделаться от проблемы художественности критики. В критике речь идет скорее не об описании, а об изображении. Критика, может быть, по существу становится художественной. И далее, в чем общее существо критики? Какие требования мы должны предъявлять критику? Может быть, принципиальное значение следует придавать как раз личности критика. Что касается идеологии, то и здесь не было сказано в докладе: то ли это пророчество, пр[едс]казание, то ли – освещение театра в свете идеала. Очень неопределенен здесь переход и в форму философии искусства как философии художественного идеала. Так же и техника, не скрещивается ли с теорией.