И вот четверть века спустя этот огонь был насильственно потушен, а нравственный запас оказался не просто истраченным, а растоптанным и выброшенным вон. Бог знает, что сказал бы Розанов, доживи он до того черного дня, но сохранилось свидетельство С. Н. Дурылина о реакции старшей дочери философа: «Таня Розанова – потрясенная. Она была в числе 4 женщин, запертых в соборе и взятых как свидетели. “Не дай Бог никому пережить, что я пережила. Прав папа: мерзок человек, а русский человек – отвратителен”».

Несчастья по-прежнему преследовали семью Розанова. В 1920 году заболела Александра Михайловна Бутягина. Она приехала из Петрограда в Сергиев Посад вскоре после смерти отчима вместе с Натальей Аркадьевной Вальман. Последнее обстоятельство не могло не огорчить ее маму, которая столько пережила с уходом мужа, что видеть проявление содомского греха в своей семье ей было тяжко. Алю она звала вернуться очень («Шура, дорогая, если ты можешь бросить свое имущество и приехать к нам. Обещать не могу, можешь ли ты заработок найти здесь. Я была бы очень рада и дети не такие сироты были бы, – диктовала она Надежде, и дальше как крик души: – Я очень слаба и мне хотелось бы на твоих руках умереть»), но вряд ли вместе с «любимым Шуриным человеком». Можно предположить, что Варвара Дмитриевна не раз вспоминала свою строгую матушку, которой было бы легче в могилу лечь, нежели увидеть дочь, живущей невенчанной с неразведенным мужчиной, а тут… Но не гнать же их было, да и с приездом Али стало действительно легче. И душевно, и физически. Плюс ко всему Наталья Аркадьевна оказалась в хозяйстве очень полезной и была в доме кем-то вроде мужчины, как бы двусмысленно последнее ни звучало. «Она была более сильная, чем мы, помогала пилить и колоть дрова», – вспоминала Татьяна Васильевна.

Впоследствии Але удалось устроиться на работу в Электротехническую академию, где давали хороший паек, Наталья Вальман стала преподавать в местной школе русский язык, и в общем все как-то смирились, стерпелись, привыкли, однако относительное благополучие это продолжалось недолго. Осенью 1920 года Александра Михайловна, которая и так не отличалась крепким здоровьем, простудилась на хозяйственных работах, куда принудительно отправляли всех жителей города. «Помню вечер. Вдруг Аля подняла голову с подушки и воскликнула: “Вот, вот, сейчас я видела бабушку и дедушку, они меня зовут к себе”, – вспоминала Татьяна Васильевна. – С тех пор Аля стала говорить о своей близкой смерти, у нее был все время жар и болела сильно голова, нашли у нее паратиф… Аля не спала по ночам, очень болели все суставы, и была крайне раздражительна и до крайности недоверчиво стала относиться к нам. Наталья Аркадьевна все ночи напролет читала ей Тургенева, которого сестра так любила…»