С этим я заведомо не хотел соглашаться, даже не вникая в какие-то приводимые комментатором доводы. Не хотел соглашаться по нескольким причинам, главная из которых была совершенно эмоциональной. Почему, думал я, вообще кому-то могло прийти в голову, что мой любимый со школьных лет Михаил Евграфович Салтыков способен заняться столь примитивным шаржированием своей матери и других ближайших родственников?!

Моё изумление, перерастающее в возмущение, также было вызвано тем, что, читая «Господ Головлёвых», я так и не догадался, что в них «художественно обобщается исторический процесс разложения помещичьего класса, выносится “смертный” приговор крепостничеству и вместе с тем обличается паразитизм и угнетение, ложь и человеконенавистничество эксплуататорского, собственнического строя вообще».

Зато я с первых страниц почувствовал и увидел: передо мной разворачивается невероятная по своей зримости, а порой вызывающая оторопь своей узнаваемостью картина жизни большой семьи и человеческих страстей, в этой семье неостановимо кипящих. При этом, естественно, в некоторых поступках и речах персонажей я, несмотря на свою молодость и жизненную неопытность, обнаруживал уже виденное или пережитое мною.

Я знал, что сила моего собственного впечатления от «Господ Головлёвых» не будет поколеблена никакими идейно подкованными его толкователями, я теперь открыл, что в русской литературе есть не одно воплощение «мысли семейной» – в «Анне Карениной», есть её воплощение ещё в одном шедевре, написанном в те же годы, – в «Господах Головлёвых». Я понял: передо мной роман о семейном устройстве на все времена и страны, роман всемирной мощи… И тогда вдруг захотелось разобраться, что же на самом деле происходило в семье Салтыковых, коль родились столь дикие – и на мой тогдашний, и подавно сегодняшний взгляд – подходы.

Впрочем, я не мог согласиться с обозначенными интерпретациями ещё и потому, что не допускал, уже вне романного пространства, в самой жизни такого прямолинейно беспощадного отношения Михаила Евграфовича к своей родной матери. Я взялся за письма Салтыкова, за воспоминания, затем появилась публикация фрагментов писем Ольги Михайловны Салтыковой, других материалов из их семейного архива[30]. И сегодня я совершенно уверен, что рассказывать о семье Салтыковых и самого Салтыкова необходимо. Только так мы сможем развести художественное творчество писателя и его реальную биографию.

Двоящаяся натура Михаила Евграфовича, постоянные борения её эмоциональных стихий с глубочайшим, мудрым умом очевидны. Обдумывая причины, по которым у него постоянно происходили столкновения с другими людьми, приходишь к выводу, что он, чаще всего, эти столкновения не предупреждал, давал им возможность произойти, чтобы затем обратиться к спокойным формам общения.