– В чем дело? Кто мог ходить по снегу босиком?
Наконец один из них догадывается:
– Знаете что? Кто-то пишет о войне, о гитлеровских пытках, о том, как водили на казнь босиком. Он хотел это прочувствовать сам, разулся и прошел!»702
От добропорядочных членов Союза писателей Андреев отличался, как марсианин. Худое индусское лицо, выражение нездешности, «босикомохождение», поэтическая симфония со святорусским синклитом, уицраором и демонами. А кроме того, он курил махорку, которую курить в Доме творчества было немыслимо, рассказывала Алла Александровна. «Что делать? В то время продавались пустые гильзы. Я их покупала, а Даниил набивал махоркой и складывал в коробку от дорогих сигарет. И вот мы сидим в холле вдвоем. Даниил курит махорочную “сигарету”. Мимо проходят какие-то писательские дамы, и я слышу, как одна говорит другой: “Какой прекрасный табак!”»703
Из Малеевки Андреев прежде всего написал Шульгину, адрес которого наконец-то удалось узнать. Письмо начиналось с вопроса: «В чем Вы нуждаетесь?»
Малеевка показалась ему райским уголком, где все создано для творчества. Он писал Татьяне Морозовой о «райской жизни»:
«Встаем часов в 9; сперва – всякие туалеты, завтрак и пр., потом идем на процедуры и на прогулку, причем Алла – с этюдником, а я – с пустыми руками. Она находит где-нибудь живописное местечко и располагается там со своим художническим скарбом, а я разуваюсь и ухожу бродить по лесу. Места здесь дивные, но санаторий с трех сторон, как подковой, окружен маленькой речкой, протекающей по очень глубокому оврагу. Это очень красиво и мило, тем более что склоны оврага поросли лесом, но с моим сердцем я предпочел бы более плоскую местность. Гуляю я минут 40, после чего иду работать. В третьем часу – обед, потом опять работа – до ужина. Перед ужином опять прогулка. После ужина, по большей части, смотрим кино. Видели несколько хороших фильмов: “Искусство друзей” (о фестивале), “Фанфан-Тюльпан” и в особенности итальянский фильм “Вор и полицейский”: изумительная картина!
Читать – не хватает времени. За 11 дней я успел только перечитать “Князя Серебряного”, случайно попавшегося в здешней библиотеке.
Кормят очень хорошо. Мы стараемся съедать все, что дают, но это не всегда удается. <…>
Публика здесь (как и персонал) – вежливая, – вечные улыбки и раскланивания, – но малоинтересная. Из “знаменитостей” – Кукрыниксы, ленинградская писательница Марич, обогатившая нашу литературу беспомощным романом “Северное сияние”, и один известный кинооператор»704.
Читая здесь поэму, он не мог не почувствовать настороженное отношение и не задуматься о том, что мнение «Даниил Андреев пишет монархические вещи» может мгновенно дойти до «органов». И хотя времена изменились, стали издавать Достоевского и Леонида Андреева, можно, пусть вполголоса, говорить о Пильняке, Клюеве и Мандельштаме, новое «дело» реально. Второго ареста они не переживут, все написанное последует за «Странниками ночи» в казенные печи. А лубянские тени, кружившие в Малом Левшинском переулке, возможно, уже кружат и в Ащеуловом.