Свои надежды на Толстого как художника слова Чернышевский, нужно думать, высказывал ему во время встречи, опираясь, как и в отзыве об «Утре помещика», на свои представления о «пафосе поэта», «поэтической идее». Толстой, вероятно, воспринял слова критика как призыв писать в «обличительном духе». Они различно решали вопрос о назначении художника. Но область соприкосновения была весьма значительной: по прежним словам Толстого, «никакая художническая струя не увольняет от участья в общественной жизни».

Как редактор Чернышевский наверняка говорил с Толстым о его отношении к «обязательному» сотрудничеству в «Современнике». Незадолго до прихода Чернышевского Толстой уже дал какие-то гарантии Панаеву. Вероятно, так следует истолковать обращение Толстого к Островскому с просьбой прислушаться к «мольбам Панаева» отдать «Доходное место» «Современнику», а не «Русской беседе». «Ежели ты, – писал Толстой, – не пришлешь ничего ко 2-й книжке, союз наш не только примет окончательно комический характер, но просто шлепнется во всех отношениях»,[1051] И если Толстой выступил в «Современнике» 1857 г. дважды, опубликовав в общей сложности более десяти печатных листов (вдвое больше, чем Тургенев и Островский вместе взятые), то в этом была и заслуга Чернышевского-редактора, удержавшего Толстого в журнале в момент, когда угроза одностороннего расторжения писателем договора с «Современником» оказывалась вполне реальной.

Факты свидетельствуют, что дальнейшее охлаждение Толстого к Дружинину также можно считать одним из последствий редакционной политики Чернышевского. Толстой «кажется, забыл о моем существовании», – сетовал Дружинин в письме к Тургеневу от 13 марта 1857 г.[1052] А в апреле Чернышевский сообщал А. С. Зеленому: «Толстой, который до сих пор по своим понятиям был очень диким человеком, начинает образовываться и вразумляться (чему отчасти причиною неуспех его последних повестей[1053]) и, быть может, сделается полезным деятелем» (XIV, 343).

Не следует, однако, преувеличивать степень сближения Толстого с редакцией «Современника». Направление журнала, все более выражавшее идеологические позиции Чернышевского и его сторонников, не находило в Толстом поддержки. В конце 1857 г. он поднимает вопрос о новом журнале с «чисто художественной редакцией». 28 ноября Фет писал Боткину: «Еще план Толстого. Он хочет тебе писать о своем негодовании на редакцию „Современника”, которая увлеклась в свою очередь губительным для художества полицейским направлением Щедрина с братией. Это убьет вкус и занавозит головы публики. Поэтому Толстой мечтал купить „Современник”, оставить в нем Островского, Тургенева, себя, забрать еще меня и передать тебе его чисто художественную редакцию, отстраняющуюся от всяких внехудожественных целей. Он уверен, что успех был бы моральный и вещественный <…> Не понимаю, для чего Толстой хочет, чтобы этот журнал был именно „Современник”, переведенный в Москву, за который надо платить прежнему редактору ежегодно 3-ть да теперешним, как они хотят, по 3. Итого 9-ть. Была бы живая мысль, а будет ли она прикрыта тем названием или другим, это все равно».[1054] Пока не находится ни одного источника, подкрепляющего сообщение о намерении Толстого арендовать «Современник», но и приведенных Фетом подробностей вполне достаточно для характеристики отношений Толстого к журналу Некрасова. Ситуация еще более осложнилась вследствие отрицательного отзыва Некрасова о повести Толстого «Альберт» – «читателю поминутно кажется, что Вашему герою с его любовью и хорошо устроенным внутренним миром – нужен доктор, и искусству с ним делать нечего».[1055] Когда Некрасов говорил о «читателе», он, очевидно, имел в виду не только личное впечатление, но и высказывания сотоварищей по редакции, в том числе Чернышевского.