Казалось бы, что при таком “оформлении” словесная ткань спектакля должна безусловно и безвозвратно пропасть.

Если у отдельных исполнителей так и получилось, то главную роль Владимир Владимирович спас. Он сам нашел для центрального персонажа наиболее удачное и выгодное “оформление”.

Он выходил на сцену в том же одеянии, в котором пришел в театр, и на контрасте с “фоном-задником” Школьника и с “плоскостными костюмами” Филонова утверждал ярко ощущавшуюся зрителем реальность и героя трагедии – Владимира Маяковского и самого себя – ее исполнителя – поэта Маяковского” (Жевержеев Л. Воспоминания // Маяковскому. С. 135–136).

Этот пафос спектакля чутко уловил и один из современных футуристам театральных критиков, П. Ярцев: “Была наконец в футуристском спектакле осуществлена “надежда” теоретиков театра в эпоху революционную, когда вместе с мечтой о соборном театре вспыхнула мечта о “поэте-актере”, о том, что поэт и актер станут – одно: поэт сам будет обращаться в театре к людям со своими песнями” (Речь. 1913. 7 декабря).

19. Тем не менее, судя по письму Малевича к Матюшину от 15 февраля 1914 г., Малевич получил предложение поставить оперу в Москве весной того же года, в “театре на 1000 человек…. не менее 4-х спектаклей, а если пойдет, то и больше” (Малевич К. Письма и воспоминания. С. 135). Однако постановка не состоялась, возможно, из-за отказа Жевержеева в поддержке.

О П. Филонове

Вариант этой главы был включен Крученых в серию “Жизнь будетлян” (вып. 3. Машинопись на правах рукописи, 1933).

1. Цитируя этот отрывок из воспоминаний Крученых, Джон Боулт считает, что “Крученых, видевший этот спектакль, был особенно поражен декорациями Школьника к первому и второму действию, ошибочно приписывая их Филонову” (см.: Мислер Н., Боулт Д. Филонов. Аналитическое искусство. М.: Советский художник, 1990. С. 64). С этим утверждением, однако, хочется поспорить, зная постоянную приверженность Крученых к фактографической точности в выступлениях и воспоминаниях. К тому же, как нам кажется, стиль городских пейзажей Школьника этого периода вряд ли отличается “выписанностью до последнего окошка” (см. воспроизведение одного из эскизов декорации в: Маяковскому. С. 30).

Вопрос остается открытым, поскольку эскизы Филонова не сохранились до нашего времени, что не помешало, однако, попыткам реконструировать сценографию спектакля по позднейшим копиям и зарисовкам с натуры непосредственно во время представления. Филонов работал над костюмами для всего спектакля и написал эскизы для пролога и эпилога, в то время как Школьник – для первого и второго действий спектакля (см.: Эткинд М. Союз молодежи и его сценографические эксперименты // Советские художники театра и кино’ 79. М., 1981).