“Театр был полон: в ложах, в проходах, за кулисами набилось множество народа. Литераторы, художники, актеры, журналисты, адвокаты, члены Государственной Думы – все постарались попасть на премьеру… Ждали скандала, пытались даже искусственно вызвать его, но ничего не вышло: оскорбительные выкрики, раздававшиеся в разных концах зала, повисали в воздухе без ответа” (Лившиц Б. Указ. соч. С. 447).

Лившицу вторит Жевержеев, указывая, однако, возможную причину выпадов публики: “Огромный успех спектаклей трагедии “Владимир Маяковский” в значительной степени вызван был и впечатлением, какое автор производил на сцене. Даже свиставшие первые ряды партера в моменты монологов Маяковского затихали. Нужно, впрочем, сказать, что отмеченные рецензентами тогдашних газет протесты и безобразия относились, главным образом, к тому, что спектакль, назначенный по афише на 8 часов, а фактически начавшийся лишь в половине девятого, окончился в девять с половиною часов, и часть публики решила, что спектакль не закончили” (Жевержеев Л. Воспоминания // Маяковскому. Сборник воспоминаний и статей. Л.: ГИХЛ, 1940. С. 135).

10. Волков Н. Указ. соч.

11. Почти все эти заметки и рецензии были перепечатаны самими футуристами в статье “Позорный столб российской критики” в “Первом журнале русских футуристов” (1914. №№ 1–2).

12. По воспоминаниям Матюшина:

“В день первого спектакля в зрительном зале все время стоял “страшный скандал”. Зрители резко делились на сочувствующих и негодующих. Наши меценаты были страшно смущены скандалом и сами из директорской ложи показывали знаки негодования и свистели вместе с негодующими. Критика, конечно, беззубо кусалась, но успеха нашего у молодежи она скрыть не могла. На спектакль приехали московские эгофутуристы, весьма странно одетые, кто в парчу, кто в шелка, с разрисованными лицами, с ожерельями на лбу.

Крученых играл удивительно хорошо свою роль “неприятеля”, дерущегося с самим собой. Он же и “чтец” (Матюшин М. Русский кубофутуризм. Отрывок из неизданной книги “Творческий путь художника” //Наше наследие. 1989. № 2. С.133).

13. Из письма Крученых Островскому: “В Победе я играл пролог пьесы замечательно: 1) ликари были в противогазах (полное сходство!) 2) благодаря проволоко-картонным костюмам двигались как машины 3) поразительна была песня из одних гласных пел оперный актер. Публика требовала повторения – но актер испугался…” (Ziegler R. Briefe von А.Е. Krucenyx an A.G. Ostrovskij. S. 9). Подробнее об этом см. также статью Крученых “Об опере “Победа над солнцем” (1960), публикуемую в наст. изд. на с. 270–283.