ГОРАЛИК. Вас тогда готовили к какой-то специальности?

ЗВЯГИНЦЕВ. Специалист связи. Будущий сержант, командир отделения, или просто механик связи. Я провел там еще полтора года. Про Борислав – до войны это был городок со смешанным польско-украинско-еврейским населением. Его знают все украинцы, учившиеся в школе в советское время. У Ивана Франко есть повесть «Борислав смеется», про забастовки рабочих на местных нефтяных промыслах, нечто вроде украинского варианта романа «Мать». А много позже я узнал, что Борислав – это город «Списка Шиндлера». В сотне метров от ворот нашего автопарка стояло громоздкое здание фабрики нетканых материалов. Та самая фабрика. По иронии судьбы сейчас это совместное германо-украинское предприятие. А в десяти километрах Дрогобыч – город Бруно Шульца. Там была гарнизонная гауптвахта, мы туда часто ездили в караул. Я тогда, разумеется, не знал, кто такой Бруно Шульц, и никакого «Списка Шиндлера» еще не было. Маленькие города, тихая провинция.

ГОРАЛИК. Вас много дергали в эти два года? В смысле, армия и армейское сильно сводили с ума?

ЗВЯГИНЦЕВ. Надо сказать, мне сильно повезло, что в то время студентов брали в армию.

ГОРАЛИК. Потому что рядом оказывался кто-то социально близкий?

ЗВЯГИНЦЕВ. Ну да. В учебке, например, половина солдат из Чечни, Дагестана, Средней Азии, некоторые по-русски вообще не говорят. А остальные – московские студенты. Просто пополам. Несколько этих очкариков из учебки отправилось вместе со мной в Борислав. И потом, это была все-таки не пехота, а связь. Офицеры не совсем уж солдафоны. Особенно это чувствовалось в Бориславе. И прапорщики – очень колоритные, все сплошь местные уроженцы. Я служил в отдельном взводе связи, где был один офицер, восемь прапорщиков – начальников аппаратных, один сержант (несколько месяцев им был я) и 15–20 солдат, механиков связи и водителей. Офицер был молодой парень, а прапорщики – солидные, семейные, упитанные, воспринимающие солдатиков как непутевых племянников, которых надо, конечно, любить, но держать в строгости. Кстати, общаясь с ними, можно было составить совершенно четкое представление о том, что происходит в голове у людей на Западной Украине, что они думают о советской власти, об окружающем мире… Один, например, говорил не без гордости: «Мы не украинцы, мы – лемки! Наш народ маленький, и никто про него не слышал. А я – лемка – целый старший прапорщик!» Позже я выяснил, что есть еще один известный лемка (их по-другому называют русинами), Андрий Варгола, которого все знают как Энди Уорхола.