Время было замечательное, голодное, но веселое. Все было по талонам, вместо зарплаты бесконечные отоварки. До сих пор помню одну из отоварок, которую привезли в театр: завхоз добыл на Канской табачной фабрике сигаретный лом. Такая некондиция, обломки сигарет, иные в метр длиной… Нам выдавали их на вес.

Мы тогда прожили пять лет в маленькой избушке. Совсем маленькой. Это то, что теща и тесть купили как дачу. Там был небольшой огородик соток в пять-шесть, избушка, деревянный сортир в огороде.

ГОРАЛИК. С маленьким ребенком – это было, наверное, очень тяжело?

КРУГЛОВ. Ну как сказать… В Красноярске дочка болела, потому что город не очень чистый, а вот в Минусинске стала поправляться. Она просто спала в коляске под окнами во дворе.

Печка топилась углем, вода таскалась флягой из колонки. Огород небольшой… Вот так мы жили. И вот тогда-то произошли некоторые события. У меня появился еще один друг, который был заведующим музыкальной частью в местном театре, его звали Август. На самом деле – Анатолий Иванович Васильев. Замечательный человек, хороший музыкант. Он учился у Шостаковича когда-то, преподавал в музыкальном училище, но волею судеб осел в Минусинске. У него здесь в Москве до сих пор много друзей. Вот Юрий Годованец, например, известный такой поэт и деятель культуры, помнит Августа, дружил он и с Тимуром Зульфикаровым… Август писал песни для Образцовой, сочинял музыку. И страстно любил поэзию, что-то писал сам, на почве поэзии мы и подружились. Он умер уже лет 70 с чем-то, в один день с папой Иоанном Павлом II… Умирал тяжело, от болезни почек. Я уже был священником тогда, исповедовал, причащал и соборовал его… Умер он в больнице, и в час смерти просил включить ему «Евгения Онегина», так и ушел под музыку.

ГОРАЛИК. Это 2004 год, да?

КРУГЛОВ. Да. И вот, году в 1990-м, как-то так мы совершенно случайно разговорились, в театре. Когда он упомянул Кортасара, я ему выдал какую-то цитату из «Игры в классики», он обрадовался, что кто-то в Минусинске читал Кортасара. И напросился к нам в гости. Я помню до сих пор Галино удивление. Она белье развешивает во дворе, тут заходит такая яркая фигура – высокий, тощий, лысый, с бородкой, элегантно одетый в то, что он смог найти где-то в секонд-хенде, – весь город на него смотрел как на попугая, потому что на фоне общей серой массы выделялся. Он вошел и сказал: «Простите, здесь живет Райнер Мария Рильке?» Она опешила, не зная, что ему ответить. Потом въехала в тему: «Здесь-здесь». Так Август стал у нас завсегдатаем… Он был человек одинокий, с семьей расстался давно, моя жена любила его кормить, опекать и все такое, и благодаря ему я черпал приток новой для себя литературы. Все, что он привозил, я поглощал. Он, по-моему, был знаком с Сашей Соколовым, еще до его отъезда, по крайней мере у него была фотография, где Соколов в шляпе с дочерью, работы Валерия Плотникова. Помню, как он привез томик в мягкой обложке – «Часть речи» Бродского, редкость в Минусинске, мы сняли с книги копию, а им подаренная самодельно переплетенная ксера «Записок Мальте Лауридса Бригге» Рильке у меня до сих пор на полке… Он был большим ценителем моих стихов, сильно это все во мне подогревал. Тогда у меня пошли уже косяком новые стихи, которые вошли потом в книжку «Снятие Змия со креста»… Август был и моделью для некоторых текстов…