Главная же, самая впечатляющая разница – в подписях, которые стоят на брачном контракте. Со стороны жениха: Великий Конде, его сын, герцог де Шеврёз, президент Парламента Ламуаньон, сам Кольбер, его жена, двое их сыновей и невестка… (Разумеется, не следует рисовать в своем воображении картину, как все эти высокопоставленные особы толпятся в комнатке нотариуса, ожидая своей очереди поставить подпись на брачном контракте. Когда речь шла о лицах такого ранга, нотариус сам объезжал их дворцы, собирая драгоценные росчерки). А со стороны невесты – чиновники и судейские средней руки их жены и вдовы, все родня Катрины: брат, кузены и тетки.

Правда, дружеские связи, сколь бы ни были они высоки, – еще не собственное прочное положение в обществе. Но осенью этого судьбоносного 1677 года к Расину пришло и оно. 11 сентября хранитель королевской казны получает подписанное Людовиком и заверенное Кольбером распоряжение: «Уплатите наличными господам Депрео и Расину сумму в 12 000 ливров, каковую я им назначил из расчета по 6000 ливров каждому, в вознаграждение и за различные труды, коими они заняты по моему приказу…» Что это за таинственные труды, становится ясно из письма госпожи де Севинье Бюсси-Рабютену, датированного месяцем позже: «Доводилось ли вам когда-нибудь слышать о звезде столь ослепительной, как у короля? Вы знаете, что он назначил по две тысячи экю [то есть, шесть тысяч ливров] пенсии Расину и Буало, повелев им все бросить и трудиться над историей его царствования…».

К этому времени всеобщее обожание короля, его особы, его дарований, его величия, его побед если и утратило немного искренности, то явно прибавило в масштабе и достигло почти истерического апогея. Относительные военные неудачи, утраты в царственном семействе, неудобообьяснимое поведение короля с дамами – все эти облачка не затмевали еще всерьез сияния монаршей славы. Придворные и литераторы, казалось, выбивались из сил, восхваляя нового Августа, нового Александра, и все запасы риторических ухищрений подходили к концу. Для самого же Людовика его репутация в веках была едва ли не важнейшей заботой. Официальные историографы сменяли друг друга, не добившись больших успехов, трудились ли они в одиночку или объединяя усилия – как члены созданной Кольбером отчасти для этой цели в 1663 году Малой Академии. А ведь король сказал, когда они ему представлялись: «Вы можете судить, господа, как высоко я вас ценю, коль скоро я препоручаю вам самое драгоценное, что есть у меня на свете, – мою славу». Так что обязанности, возложенные на Расина и Буало, были не просто важны, не просто почетны, но и завидны.