Наружность П<етра> А<ркадьевича>, наверное, памятна многим по многочисленным его портретам. Сниматься он не любил, как и вообще избегал всяких выставок и рисовок. К похвалам, прославлениям он относился всегда очень сдержанно, как бы ощущая неловкость. Все, что делал он, казалось ему лишь скромным выполнением своего жизненного долга. И это отпечатлевалось на его лице. Умные, выразительные глаза в глубоких орбитах смело смотрели на людей, живо отражая волновавшие или занимавшие его настроения и чувства. Крупная характерная голова, с выдавшимся вперед лбом; небольшая, подстриженная, еще темная бородка довольно густо обрамляла его лицо и хорошо очерченные губы. Беседовал он всегда оживленно, с большим вниманием выслушивая и охотно выражая свои мысли. Его приемная была обыкновенно заполнена самыми разнообразными типами. Казалось, чрез них он познавал Россию и ее действительную жизнь. Говорил он вначале отрывисто, особенно во время реплик, пока разговор не увлекал его; когда же разговор переходил на интересовавшую его тему, речь П<етра> А<ркадьевича> делалась живой, увлекательной. Особенно на трибуне, там воодушевление и подъем сразу приходили к нему, и речь его свободно и плавно лилась в могучих аккордах его редкого по выразительности и звучности голоса. В ней сказывался весь его характер, все стороны его духовного образа. Он умел сразу овладеть аудиторией и приковать к себе ее внимание. Речи его, наверное, у многих из вас в памяти. Простота изложения, ясность, глубокое знание предмета были их характерными чертами, как бы далек сам по себе и специален предмет ни был. Все, доступное его вниманию и силам, он прилагал, чтобы изучить и овладеть темой своей речи. Нередко его горячее слово захватывало весь парламент глубиной чувства, искренностью настроения. Часто даже враги его восхищались увлекательной правдивостью его слов, благородством его образа, неотразимой силой его ораторского таланта. Если ораторы, как поэты, родятся, то это был именно «рожденный» оратор, а не созданный только временем и трудом.

Я не могу многого рассказать о прошлой жизни П<етра> А<ркадьевича>, ибо не знал ни его семьи, ни лет прежней его деятельности и службы. Но что слышал, расскажу здесь; быть может, это даст хотя несколько черт для будущего биографа. Отец П<етра> А<ркадьевича> представлял заметную личность в Москве: он был комендантом дворцов. Позже он переехал в Орел, кажется, для командования там корпусом или дивизией, а может быть, наоборот, оттуда приехал в Москву. В Орле сохранились воспоминания о матушке П<етра> А<ркадьевича> как женщине редкого ума. Ее салон привлекал и восхищал всех своим умом и изяществом. Там же, в Орле, прошли годы гимназической жизни П<етра> А<ркадьевича>. Об этой эпохе его жизни сохранились интересные воспоминания. Уже тогда, по рассказам сверстников, П<етр> А<ркадьевич>выделялся силой своего ума и характера. Очевидцы вспоминают, что если бывали в период гимназической жизни П<етра> А<ркадьевича> события, волновавшие гимназию, то там прежде всего интересовались не тем, что думает начальство, а что сказал П<етр> А<ркадьевич> Столыпин – тогда еще юноша и ученик. В нем уже тогда предчувствовали редкую силу характера и твердую, исключительную волю. Слышал я, что П<етр> А<ркадьевич> окончил курс в Петербургском университете; что когда ему минуло 20 лет, у него умер на руках его брат, военный, сраженный пулей дуэлянта. События уже тогда закаляли его характер и душу кровавыми трагедиями жизни. Служебная карьера его не длинна. Председатель съезда в Ковно; затем губернатор там же и, наконец, губернатор в Саратове – очаге смуты 1905 года. Здесь впервые воспрянула редкая мощь и величие его характера. Саратовская губерния еще недавно представляла собой ссыльные места, с старинными дворянскими вотчинами внутри себя и горном разных крестьянских недовольств и брожений. Активная крестьянская смута, раздуваемая пришлыми агитаторами и во многих случаях местными народными учителями, всего решительнее, безжалостнее и жесточе выразилась именно там. Грабежи, поджоги, резня, безжалостные истязания людей и животных прокатились в ту пору широкими волнами разнузданной стихии по всей Саратовской губернии. Острожные бунты, погромы усадеб, разбои, убийства и грабежи требовали большой энергии, находчивости и смелости от начальника края. В этом омуте преступности и бунтов П. А. Столыпин показал себя на высоте государственного долга. Его видели бестрепетным, полным несокрушимой смелости и перед многотысячной бунтующей толпой, и в остроге, охваченном восстанием арестантов. Рассказывают, что, выйдя к дерзко стоявшей вооруженной крестьянской толпе, П<етр> А<ркадьевич> сбросил с себя пальто, крикнув рядом стоящему парню: «Возьми». Тот подхватил пальто; все сразу сняли шапки и заговорили языком отрезвления. В остроге неожиданно перелетевший через его голову кусок железа убил наповал сопровождавшего его казака. И много таких трагических подробностей было в его тогдашней жизни.