«Едва только мы начинаем изучать животных… – пишет Кропоткин, – как тотчас же замечаем, что, хотя между различными видами, и в особенности между различными классами, животных ведется в чрезвычайно обширных размерах борьба и истребление, – в то же самое время, в таких же или даже в еще больших размерах, наблюдается взаимная поддержка, взаимная помощь и взаимная защита среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду или, по крайней мере, к тому же сообществу. Общественность является таким же законом, как и взаимная борьба». Более того, продолжает он, «те животные, которые приобрели привычки взаимной помощи, оказываются, без всякого сомнения, наиболее приспособляемыми. У них больше шансов выжить, и единично, и как виду, они достигают в соответствующих классах (насекомых, птиц, млекопитающих) наивысшего развития ума и телесной организации»[1055]. В своей книге о взаимопомощи Кропоткин приводит бесчисленные примеры проявления этого начала в животном мире, демонстрируя на основе данных научных наблюдений, как «сотрудничают» и поддерживают друг друга к взаимной пользе живые существа одного и даже различных видов.

Но что представляет собой это природное начало взаимопомощи? Не есть ли это проявление некоего предустановленного этического закона – то есть, в конечном счете, не носит ли оно своего рода заданный «извне», религиозный или божественный характер?

Нет, отвечает Кропоткин. Речь идет о биологическом инстинкте, который сформировался в природе именно как закрепление поведенческих норм, наилучшим образом способствующих адаптации к среде и выживанию популяции или вида в целом. Он необходим «для сохранения, процветания и прогрессивного развития каждого вида… – пишет Петр Алексеевич в своем труде «Этика». – Проявившись уже в самом начале развития животного мира, этот инстинкт, без сомнения, так же глубоко заложен во всех животных, низших и высших, как и материнский инстинкт, быть может, даже глубже». Более того, именно здесь, в природном инстинкте взаимопомощи, Кропоткин видел основы того, что затем, в человеческом обществе, развилось в начала солидарности, альтруизма и осознанного сотрудничества. Разумеется, анархист был далек от мысли об отождествлении биологического и социального; он прекрасно отдавал себе отчет в том, что это явления разного уровня и разной степени осознанности своих действий. Но он был убежден, что ничто не берется из ничего. Явления человеческого общества обязательно должны иметь какой-то зародыш в мире природы в целом. И «в этом же инстинкте лежит зачаток тех чувств благорасположения и частного отождествления особи со своею группою, которые составляют исходную точку всех высоких этических чувств. На этой основе развилось более высокое чувство справедливости или равноправия, равенства, а затем и то, что принято называть самопожертвованием»[1056].