– Вот это то! Спасибо!

Доклад был опубликован вместе с Манифестом 17 октября, а секретная записка, извлеченная большевиками из архива Николая II, была ими опубликована несколько лет тому назад[190].

<…> Витте продолжал ездить в Петергоф, сначала по железной дороге, а после железнодорожной забастовки – на пароходе. Но приезжал он оттуда каждый раз все более удрученным.

– При каждой моей беседе с государем, – рассказывал он, – присутствует императрица. И она загадочно молчит. А за дверью, неплотно закрытой, сидят, я знаю, Орлов, Дрентельн и даже сам Игнатьев. Государь любезен, записка, кажется, его убедила, но при слове «конституция» императрица вздрагивает. Если бы не Трепов, если бы не страх за семью, все рухнуло бы.

У Витте продолжались переговоры с общественными деятелями. В один из вечеров он сказал мне:

– Пусть спасает Россию Игнатьев!..

А несколько дней спустя:

– С общественностью я распростился. Кабинет будет из чиновников… Не одобряете? Но выхода нет. Люди не хотят мне помочь. Власть – к обществу, а общество от власти… Мужик – к телке, а телка от мужика… Им подай Учредительное собрание, присягу!.. Даже во Франции этого поначалу не было… Но… Будь что будет! Гвардия еще наша. Если преображенцы скиксовали, то семеновцы, с Мином, пойдут за царя в огонь и воду…

– А рабочие, Союз союзов?[191]

– Справимся…

– Из кого же составлен ваш кабинет?

– Моих бывших сотрудников Шипова, Кутлера и друг<их>…

– Широкой публике они не известны.

– Широкой публике и Милюковы с Гучковыми не известны.

– А министр внутренних дел?

– Дурново.

Я шарахнулся.

– Скандальный…

Витте освирепел.

– Дурново знает прекрасно полицейское дело, и он за еврейское равноправие… А еврейский вопрос – самый острый.