В поисках выхода граф Витте поручил мне на всякий случай «обезвредить» сколько можно выработанный Муромцевым проект и держать эту версию наготове, если он принужден будет обстоятельствами пойти навстречу общественникам.

Несколько заседаний прошли в общих спорах. Муромцев и бывшие с ним, кажется, А. И. Гучков, Д. Н. Шипов и еще кто-то (память изменяет, так как этих лиц приходилось столько раз и до, и после видеть в самых различных сочетаниях, что трудно было запомнить, когда именно и кто именно принимал участие в том или ином совещании) отстаивали проект Муромцева, не идя ни на какие уступки. К ним примкнули члены Совета министров, начавшие искать сближения с общественностью. Сюда относится, прежде всего, министр земледелия Н. Н. Кутлер, <…> затем министр путей сообщения К. С. Немешаев и, наконец и в особенности, министр торговли Философов, который старательно подчеркивал свою солидарность в этом вопросе с общественностью <…>

В конце концов большинство совета склонилось к мысли ограничиться дополнением действующего закона постановлениями, расширяющими участие населения в выборах, без нарушения оснований установленной системы.

Мысль утвердить Думу на всеобщих выборах – по существу своему нелепая – была все же с трудом лишь отвергнута, до такой степени глубоко укоренилась она в умах и своею простотою казалась соблазнительной. Теперь странно и вспоминать, но тогда не было в обществе и печати никого почти, кто не являлся бы ее сторонником. К тому же и пропаганда этой идеи велась очень деятельно. Было пущено в ход все вплоть до почтовых карточек, на которых изображены были грустно сидящие воробьи, чирикающие об общественном лозунге. Сам Витте долго и мучительно в этом вопросе колебался.

Принятый Советом министров проект был затем пересмотрен в Особом совещании под личным председательствованием государя. На этот раз и я вошел в состав делопроизводства совещания и был свидетелем происходящих суждений.

Еще до открытия совещания мне пришлось в первый раз быть у государя и говорить с ним. Граф Витте, который не имел, конечно, времени ознакомиться с техническими подробностями этих проектов, однажды, едучи с докладом к государю, взял меня с собою, на случай если потребуются технические пояснения. Это был момент, когда их отношения уже обострились, и поездка оказалась для меня роковою, так как, по-видимому, государь вынес впечатление, что я являюсь доверенным человеком графа – чего в действительности не было, – и перенес на меня часть своего нерасположения к последнему. Этим я объясняю себе, быть может и совершенно неправильно, то личное неблаговоление или недоверие, которое потом неизменно проявлял ко мне государь, как в разных мелких случаях, так и всякий раз, когда заходила речь о предоставлении мне более широкого круга деятельности. По внешности это отношение ничем не проявлялось, обращение его величества всегда было неизменно милостивое, и я был даже пожалован в молодом сравнительно возрасте званием статс-секретаря его величества, но по существу оставалось неизменным до последних дней царствования.