Сколько всего рассказал мне Лев Давидович за той цистерной кофе, что выпили мы с ним в Нижнем буфете ЦДЛ! Собственную могилу и даже памятник он оформил, кстати, сам, и оставалось только поставить вторую дату после тире.

Не хуже вышеописанного жили актеры МХАТ. Плюс цветы и овации поклонников (писатели все же видели их значительно реже), плюс регулярные поездки за границу, о которых простые граждане СССР могли только мечтать. Плюс религиозная мхатовская идея, о которой прекрасно и детально написано в книге Инны Соловьевой. Чувствуя себя избранными, купаясь в зрительской любви, они — за редким исключением — не испытывали никакой потребности что-то менять. Естественно, тот, кто сначала заговорил о переменах, а потом стал воплощать их в жизнь, вызвал у них протест, от которого до раскола и развода — один шаг.

Раскол

Раскол

Теперь дадим слово одному из основателей МХАТ. Чтобы закрыть тему, кто и что развалил или разделил, достаточно заглянуть в самое начало и в самый конец. Итак, сначала летим в XIX век на открытие Художественного театра.

К. С. Станиславский

Речь перед открытием Художественно-общедоступного театра 14 июня 1898 года.

«Ровно десять лет тому назад, в это же время, я с Ф. П. Комиссаржевским и покойным А. Ф. Федотовым был занят подготовительными работами по учреждению и открытию Московского общества искусства и литературы.

Таким образом, день открытия нашего нового дела, Художественно-общедоступного театра, совпадает с десятилетним юбилеем Общества искусства и литературы. Это подарок нашему юбиляру, подарок, который он должен поровну поделить с Филармоническим обществом.

Говорят, что Общество искусства и литературы своим десятилетним трудом заслужило некоторое внимание публики. Если это так, вспомним, что побороло равнодушие к нему публики: общая дружная совместная работа.

Пусть же этот девиз, как отцовское завещание, послужит руководящей нитью в жизни сегодняшнего новорожденного.

Мы все призваны быть его воспитателями. Для меня это давно ожидаемый, обетованный ребенок.

Не ради материальной выгоды мы так долго ждем его; для света, для украшения нашей прозаической жизни мы вымолили его себе. Оцените же хорошенько то, что попадает к нам в руки, чтобы нам не пришлось плакать, как плачет ребенок, сломав дорогую игрушку. Если мы с чистыми руками не подойдем к этому делу, мы замараем его, мы его испошлим и разбредемся по разным концам России: одни — чтобы вернуться к прозаическим, повседневным занятиям, другие — чтобы ради куска хлеба профанировать искусство на грязных провинциальных полутеатрах, полубалаганах. Не забудьте, что мы разойдемся запятнанными, осмеянными поделом, так как мы приняли на себя дело, имеющее не простой, частный, а общественный характер.