Напомню: за пять лет до постановки уже была попытка «Бориса Годунова». В 1989 году Ефремов репетировал его вместе с Розой Сиротой. Как всегда, репетиции начинались с обзора текущих событий, но тогда еще шла перестройка, в которую Ефремов верил. Теперь не было перестройки, был ужас и грязь (его слова), теперь другой Борис и другой «Годунов».

* * *

В середине девяностых поездка: Ефремов на Енисее, на семинаре о некоммерческих театрах. Диалог в каюте Ефремова, там же телевизионщики. Говорили о постановке «Иванова», сделанной в Америке. Ефремов: «Один месяц такой работы, как у них положено (делать одно, только одно, ни на что не отвлекаться), равен нашим трем месяцам как минимум. Я уж потом посылал все это. И он уж меня боялся». Реплика о правилах, установленных профессиональным союзом для артистов и режиссеров: поработал час — обязателен отдых пять минут. Он не признавал этих правил: в искусстве не может быть отдыха! «Ведь это ж идиотизм: делать перерыв на пять минут, когда, может быть, в этот момент открывается истина!»

Улучшать и перестраивать весь мир мы были готовы по определению. Отказаться от идолов — нет. Готовы тетешкать и произносить с тихим пониманием расхожую фразу поэта: времена не выбирают, в них живут и умирают. Она снимает ответственность с нас самих, а у Ефремова — природный дар ответственности. Как все врожденное — мучительный.

Вопрос о временах — спорный. А вдруг выбираем? Вдруг мы все выбираем? И родителей, и родину, и время? Я давно исхожу из тезиса, что мы как духовные сущности рождаемся для урока. Если б это было не так, то ни озарений, ни судьбы, ни еще каких-либо примет невидимого мира мы никогда и не ощущали бы. Тем более никогда не произносили бы слова гений, поскольку оценочный привкус был бы пуст и бессодержателен. Он уж точно не намекал бы нам на высокое послание. Да и собственно речь была бы не нужна, вместе с эстетическими потребностями.

У Ефремова отношения со временем были похожи на религиозные. Он говорит о современности тоном кладоискателя. Роскошным мхатовским тоном с акцентами непередаваемо убедительными.

Как-то раз на Туманном Альбионе он поговорил с писателем Игорем Померанцевым об оттенках вкуса шотландских виски. По словам Игоря Яковлевича, собеседники продержались в теме, не повторяясь, около часа. Это много, попробуйте сами. Прошли десятилетия. Мне довелось пообщаться с И. Померанцевым и спросить у него следующее:

1) «Есть множество обстоятельств, определяющих нищету или состоятельность Я», — пишете Вы в эссе «Одной ногой в перегное». Я задумалась над множеством. Попыталась увидеть обстоятельства списком — и приложить к судьбе Олега Ефремова, от одного лишь имени которого — когда я говорю, что пишу о нем для «ЖЗЛ», — мои современники вспыхивают и немедленно раздражаются, каждый в меру воспитанности, начитанности, насмотренности, бурной и противоречивой реакцией, словно не прошло двадцати лет со дня его ухода. Есть ли, на Ваш взгляд, в его медиаобразе, сложенном из киноролей, трех театров и легенд, нечто, что было бы сейчас полезно для увеличения объема знания о России?