Константинополь, 30 декабря 1922 г.

Многоуважаемый Густав Карлович,

два года тому назад, когда была потеряна последняя надежда на возможность жить в России, я с женой, после оставления Крыма, поселился в Константинополе.

В течение этих двух лет я не могу найти себе никакого решительно дела; и это, в связи с сознанием полной безнадежности и в дальнейшем что-либо делать, чрезвычайно тяжело не только в материальном отношении, но и в нравственном.

В надежде, что, быть может, у Тебя сохранилась хоть доля доброй памяти обо мне, я решился писать Тебе с просьбою, если это возможно, помочь мне найти какую-либо службу.

Я полагаю, Ты хорошо знаешь меня со всеми моими достоинствами и недостатками, хотя последние с летами и переживаниями, надеюсь, уменьшились.

С июня 1917 года по ноябрь 18 года я не служил нигде, и с ноября 18 года по день последнего оставления Крыма служил сперва в Донской армии, и затем в Добровольческой. Смело заверяю Тебя, что ни в дни революции, ни в изгнании я не положил ни малейшего пятна на мою честь.

В декабре 1918 года, когда я был в армии, большевики и крестьяне разграбили и сожгли нас на даче под Харьковом; но жене удалось сохранить некоторые драгоценности, на продажу которых мы и влачим существование в Константинополе.

Я не решился бы никогда затруднять Тебя моей просьбой, и только сознание полнейшей безысходности и чрезмерная тяжесть прозябать, ничего решительно не делая, заставила меня беспокоить Тебя.