Футбольный сезон закончен. Никаких больше игр. Никаких бомб. Никаких прогулок. Никакого веселья. Никакого плавания. 67. Это на 17 лет больше, чем 50. На 17 лет больше того, в чем я нуждался и чего хотел. Скучно. Я всегда злобный. Никакого веселья ни для кого. 67. Ты становишься жадным. Веди себя на свой возраст. Расслабься – будет не больно.

Как он и завещал, его прах забили в огромную пушку и выпалили в небо с разноцветными фейерверками, которые он обожал так же, как самодельные бомбы, футбол, наркотики, виски «Дикая индейка» и павлинов.

Классическое измерение его возмутительных и безобразных текстов безусловно. Не зря он в юности перепечатывал на машинке романы Фицджеральда и Хемингуэя, пальцами ощупывая архитектонику текстов. Только писатель высшей пробы мог первыми словами романа взять читателя за горло так, как берет начало «Страха».

Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда нас стало накрывать. Помню, промямлил что-то типа: «Чувствую, меня немного колбасит; может, ты поведешь?..» И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей.

Мы были где-то на краю пустыни, неподалеку от Барстоу, когда нас стало накрывать. Помню, промямлил что-то типа: «Чувствую, меня немного колбасит; может, ты поведешь?..» И неожиданно со всех сторон раздались жуткие вопли, и небо заполонили какие-то хряки, похожие на огромных летучих мышей.

Таких зачинов в истории мало. Вспоминается «Божественная комедия»: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу». Томпсон, как и Данте, бродил по всем кругам ада и рая.

Он был из числа писателей, создающих свое столь убедительное альтер эго, что зазор между автором и героем исчезает совсем. В его случае нерасчлененность жизни и текста парадоксальна, потому что он был по преимуществу журналистом. Но придумал собственный жанр, который обалдевший от его статьи о дерби, где, собственно говоря, о спорте не было ни слова, журналист Билл Кардозо назвал в 1970 году «гонзо-журналистикой».

«Гонзо» выводит за скобки такое «обязательное» качество журналистики, как «объективность». Гонзо-журналист пишет о своих ощущениях от события, а не о событии. Сознание Томпсона, как он утверждал, жило собственной жизнью под воздействием адских доз алкоголя и наркотиков. Вот что собрал в дорогу его альтер эго в «Страхе и ненависти»:

Две сумки травы, 75 шариков мескалина, 5 промокашек лютой кислоты, солонку с дырочками, полную кокаина, и целый межгалактический парад планет всяких стимуляторов, транков, визгунов, хохотунда, а также кварту текилы, кварту рома, ящик бадвайзера, пинту сырого эфира.