Не только албанские, но и советские зрители обожали Питкина, трусливого героя, подхалима-задиру, который, в очередной раз наломав дров, плаксиво-истерично вопил: «Мистер Гримсдейл!», призывая на помощь начальника-мэра. Он то прыгал – в свободном полете без парашюта – в немецкий тыл в «Мистере Питкине в тылу врага» (Пэдди Карстейрз, 1958). То едва не гробил своим рвением Скотленд-Ярд («На посту», Роберт Эшер, 1962). То лихорадочно хватался за все рычаги подряд в ракете, уносящей его на Луну («Из породы бульдогов», Эшер, 1960).
Британская критика меж тем брезгливо цедила: «Его амплуа – терять штаны». Эксцентричный юмор и утрированная мимика, восходящие к немой комедии, казались в 1950-х чем-то провинциальным. Но Уиздом упорно хранил традицию, которую впитал, как и его великие предшественники – от Чаплина до Филдса – на сцене мюзик-холла.
Впрочем, ему не требовалось ничего утрировать: Уиздом и в жизни был вполне себе мистером Питкиным. Служа во время войны телефонистом в бункере Уинстона Черчилля, он угодил чуть ли не под трибунал, назвав разъяренного премьера «Винни», когда тот явился узнать, что за идиот вечно соединяет его невпопад.
Энвер Ходжа был отчасти прав. До своего актерского дебюта в 1946 году Уиздом хлебнул лиха. Отец, таксист-кокни, пьянчуга-драчун, разведясь, выгнал девятилетнего сына на улицу. Он бродяжил, жил у опекунов, прислуживал капитану торгового судна, работал портье и шахтером. В 15 лет прибился барабанщиком к 10-му королевскому полку гусар и оказался в Индии, где выучился играть на трубе и кларнете и стал чемпионом индийского контингента британской армии по боксу в весе пера. Но внести нотку социальной фрустрации в похождения своих недотеп рискнул лишь в роли безработного подрывника, связавшегося с медвежатниками, в «Жил-был мошенник» (1960) Стюарта Берджа.
Сам Уиздом объяснял природу своего дара так: «Мои комедии предназначены для детей от 3 до 93 лет от роду». И доказал это, в 90 лет с удовольствием сыграв в клипе «Twisted Angels» юных панков с острова Мэн.
Джон Форд (1894–1973)
Джон Форд
(1894–1973)
Обладатель четырех «Оскаров», режиссер 142 фильмов и просто контр-адмирал Джон Форд раз в год перечитывал «Трех мушкетеров», любил войну за то, что она дает уникальный шанс сбежать от жены, и уверял юного Бертрана Тавернье, что никогда не ходит в кино: «Там же нельзя курить!» Звучит правдоподобно. По той же причине – жена запрещала курить в салоне автомобиля – Форд так и не сел за руль купленного в 1930-х роллс-ройса и разъезжал – пока тот не развалился – на «форде», столь убогом, что его не пускали на студийную стоянку. Охрана не могла поверить, что «сам» Форд катается на такой «жестянке». Но и по большому, метафизическому счету Форду было незачем смотреть чужое кино: он делал свое без оглядки на предшественников и современников. Не в том смысле, в каком «свое» кино – то есть кино «против течения» – делали Орсон Уэллс или Годар. Форд, один из столпов студийной системы, не менял правила киноправописания, чурался визуального языкотворчества, изъяснялся на кристально чистом, классическом киноязыке. Он не «открывал новые страницы» в истории кино, а скорее подводил итоги уже пройденного кинематографом пути. Как, скажем, подытожил весь опыт, накопленный жанром вестерна, чеканную формулу которого на все времена вывел в «Дилижансе» (1939).