— Кажется, «орловские рысаки» преодолевают все препятствия? — раздался высокий голос Эйзенштейна. И со словами «успешного вам финиша, товарищи!» режиссер покинул павильон. С легкой руки Эйзенштейна всех сотрудников фильмов стали звать «орловскими рысаками». Это прозвище выражало общее мнение наблюдателей насчет того, кто был главным в фильмах с участием Любови Орловой.

1 мая Александров хотел снять главную сцену фильма: парад физкультурников на Красной площади. Массовку фильма и главных героев поставили впереди колонны физкультурников и вместе со всеми участниками первомайского парада провели мимо трибуны мавзолея. Это была эффектнейшая сцена. Артистки в белой спортивной форме — очень сексуальные, — синхронно двигаясь, шли сплошной колонной мимо камеры!

19 мая 1936 года работа над фильмом «Цирк» была закончена. Дунаевский сразу уехал домой в Ленинград. Киноначальство было довольно демонстрацией сексуальной мощи строительниц социализма. Но слово «секс» никто вообще не упоминал, оно присутствовало подсознательно, в энергетике, в задоре, в запале. Это были силы молодой страны. Вся потенция тех лет проявлялась в революционном задоре. Лица людей сияли, как лампочки. Шумяцкий похвалил Александрова за агитационную силу фильма.

Всего в фильме звучало около двадцати песен, написанных Дунаевским: «Интернациональная колыбельная», «Марш советских артистов цирка», «Галоп», «Негритянская колыбельная», «Танго», «Цирковой вальс» и т. д.

Премьеру фильма обставили очень грамотно. Помпезно. Не может не вдохновлять тактика, с которой это было сделано. И стилистика эпохи. Исаак Дунаевский, Любовь Орлова — безусловно, «звезды». Куда деться. Но без излишнего трепета в чувствах. Над ними всеми есть вождь. Наш Иосиф Виссарионович. Все мы под Сталиным ходим.

В 1937 году Иосиф Виссарионович впервые слушал на патефоне «Песню о Сталине» Дунаевского. Кто-то из приближенных, предваряя прослушивание, воскликнул, что вот, дескать, композитор приложил весь свой талант, чтобы создать музыку, достойную великого вождя.

Сталин, попыхивая трубкой, молча слушал пластинку, затем сказал:

— Да, товарищ Дунаевский приложил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Сталине никто не пел.

Это была та самая кошка, которая пробежала между вождем и его гениальным композитором. Каким-то чудом Дунаевский эту нелюбовь пережил. Более того, его симпатии к Сталину были совершенно искренними.

Были камикадзе, которые позволяли себе «роскошь» высказать великому и могучему вождю в лицо свое отношение. Таким оказался Шумяцкий, который, уже поставив на своей судьбе крест, в 1938 году на приеме в честь Сталина отказался поднять за него бокал после тоста за Великого и Могучего. Дело было в Кремле. А через месяц Шумяцкого не стало.