У Дунаевского таких «случайных попутчиков» было много, в частности около пятнадцати девушек. Отношение с некоторыми из них стали особенными. Он называл эти случаи «встречи с женщинами», но имел в виду вообще романтические переживания. Исаак Осипович принадлежал к той категории мужчин, для которых физическое начало любви важно, но не самоценно. Очень значимым для него являлось чисто романтическое переживание, начиная с периода юношеских, даже детских лет, когда он впервые влюбился и когда его «женщинами» были лучистоглазые девочки и девушки.

«Воспоминания об этих замечательных переживаниях моей жизни навсегда светят и навсегда и впредь останутся для меня дорогими», — писал Дунаевский в 1947 году.

«В годы моей зрелости я пережил несколько встреч иного порядка. Я имею в виду встречи с незнакомыми людьми, то есть переписку с некоторыми девушками. Именно девушками», — отмечал композитор. Изобретенную лично им форму социалистического любовного романа он называл «довольно своеобразной». Из его переписки можно выделить переписку с двумя девушками из Ленинграда, с девушкой из Вольска, из Воронежа (драматически оборванную) и из Москвы. Самыми длительными и глубокими стали отношения с Рыськиной и Головиной (Райнль). Ни с одной из них Дунаевский не встретился более трех раз в жизни, и тем сильнее оказалось их влияние как идеальных возлюбленных поэта, как ночных муз, к которым он обращался.

В письмах он не боялся остроты собственной мысли и чувств. Для всех посторонних, случайно проникавших в тайну переписки Дунаевского, им было заготовлено объяснение: «Я ищу отзвуки нашей жизни». Звуки были в музыке, а в письмах — отзвуки. Как бы аккомпанемент, музыкальная лава, из которой мелодия рождалась. Уйти от идеологии, по крайней мере официально, в объяснении своей страсти к письмам он не мог. Поэтому говорил: «Между строк ищу чувство и помыслы нашего нового человека». Строки его писем звучат почти как поэзия, почти как у Маяковского, который совершенно искренне превратил идеологическое высказывание в лирическое стихотворение.

Дунаевский опутывал себя перепиской с девушками, как сетью. Можно предположить, что это будоражило его как мужчину. В самом деле, есть что-то неистребимо романтичное в том, что творец советской музыки, знаменитый композитор, почти бог, герой с «ятаганом субконтроктавы», вдруг посылает привет маленькой девочке из советского Назарета. В этом есть поступок. Понимаете? Есть в этом и пикантность. Не гусарство, но какая-то лихость — вступить в переписку с молоденькой хорошенькой девушкой, придумывать ее портрет, говорить с ней только о серьезном, о вопросах партийного строительства в музыке, о творческих планах. Господи, на этом же весь Фрейд стоит! Через одно прозревать другое.