Творчество Дунаевского было органично времени. Произошло, писал композитор, «объективное соединение характера эпохи с характером моего субъективного творчества, так развившегося и так обласканного народом именно в течение этой эпохи. Со смертью Сталина эта эпоха формально закончилась. Страна, партия будут идти по Сталинскому пути. Это верно, и думаю, что не подлежит сомнению, ибо Сталин оставил превосходное хозяйство во всех областях».

Он удивительно трезво взглянул на себя. «В этой сложной обстановке мне и моему творчеству нелегко будет найти свое место. Дай Бог, чтобы все это оказалось лишь настроением!..»

* * *

…Кто будет править страной после смерти Сталина? Что будет дальше? Эти вопросы постоянно муссируются на кухне на Можайском шоссе. Дунаевский спрашивает у сына, у жены. Никто не может дать ответа. Дунаевский отмечает, что лица у людей не радостные, скорее хмурые.

И вдруг новое известие, не менее трагическое. Оно застает Дунаевского в городе его детства — в Харькове. Умер его друг — один из лучших комических актеров Владимир Хенкин — легенда советской сатиры. О смерти сообщил Менделевич — Саша Мендель, как называли его в дружеском кругу, один из немногих настоящих друзей Дунаевского, конферансье, артист эстрады, который сам через три года скончается. Дунаевский как будто сам закрывал крышку гроба.

Итак, он остается один. С ним все меньше дорогих людей. Нельзя сказать, что Исаак Осипович имел очень много друзей. Нет, он был одиночка по складу характера. Его всегда окружали больше приятели, нежели друзья. По-настоящему другом был только сын Генька.

Апрель пролетел незаметно. Новая метла мела по-новому. Это Исаак Осипович чувствовал на себе. Во-первых, позвонил Пырьев и, как всегда перемежая речь солдатскими прибаутками и площадной бранью, сказал о том, что Ивана Грозного, его Ивана Грозного, с производства сняли и приказали выпустить в прокат незаконченную вторую серию Эйзенштейна. Во-вторых, работа над оперой отодвигалась на лето из-за всегдашней текучки, отнимавшей силы и энергию. То, чего Дунаевский боялся больше всего, произошло. Он неожиданно пишет: «Песни мои надоели мне до черта! Но, вероятно, придется еще много их писать».

А в середине лета композитор свалился. Крепкий 53-летний мужчина вдруг в одночасье почувствовал себя больным. Он думал, что взбодрит себя внезапной влюбленностью. Но любить было некого. Сердце остыло.

9 июня 1953 года случилась настоящая катастрофа. Уже примерно два года у него болели ноги, на что он, конечно, не обращал внимания. Утром Исаак Осипович не смог встать с постели: правая нога не пожелала его слушаться. Он подумал, что это паралич. Через два дня состоялся консилиум профессоров — хирургов и невропатологов. Они поставили диагноз: эндартериит спазматического характера — разрушение внутренних стенок артерий. Его предупредили о самом худшем — о возможной гангрене. Через несколько дней Исаак Осипович радостно говорил: «В моем возрасте ампутация исключена. Оказывается, с этой болезнью режут ноги молодым. У меня положение не столь мрачно, так как не обнаружено никаких тромбов».