В это время в Москве в 12 часов дня Дунаевский закончил писать письмо милой девушке Вытчиковой. Неожиданно ему позвонил из Московского театра оперетты секретарь дирекции, сказал, что театр не располагает партитурой сцены из «Белой акации», которую хотят репетировать в ближайшем будущем. Спросил, нельзя ли прислать к нему за партитурой номера, который в данный момент репетировали. Дунаевский ответил, что он как раз над ним работает и, когда закончит, сам позвонит в театр, чтобы за ним прислали. В этот момент странно закололо сердце.

Дунаевский пошел из кабинета за валидолом в спальню. Баба Нита готовила на кухне. Сначала она услышала шаги, потом сильный грохот, как будто в дверь кто ударил. Пошла открывать. На полу спальни увидела лежащего Исаака Осиповича. Машины, чтобы отвезти его в больницу, не было. Водитель поехал с Зинаидой Сергеевной делать покупки.

Когда через полчаса после вызова к лауреату Сталинской премии приехала «скорая помощь», лицо композитора было спокойным, как будто он наконец услышал долгожданное звучание ангельской симфонии. На пюпитре остались лист новой бумаги с карандашным эскизом последнего номера и неотправленное письмо, остро отточенные карандаши в металлическом пенале и ластик. Все очень аккуратно. Как будто человек — педант.

На следующий день Евгений получил телеграмму о смерти отца. Самое ужасное, что к отцу, даже мертвому, нельзя было попасть, потому что корабль затерт льдами. Его пытались снять гидросамолетом, но ничего не получилось. Самолет не смог приземлиться на льдину. Исаака Дунаевского уносили в бесконечный космос одного, каким он пришел в этот мир.

Композитора хоронили «как полагается». То, что на похоронах отца не было Евгения, заметила «вся Москва». Люди поспешили сделать «выводы». Сам Евгений попал в Москву только через две недели после его смерти. Отсюда и пошел слушок о том, что, раз сына на похоронах нет, где-то на Севере срок отбывает. От кого-то Евгений слышал версию, будто его расстреляли. С тех пор он так и жил под этой сплетней до конца своих дней.

* * *

Исаака Дунаевского хоронили, как короля маршей, императора вальсов. Вся выстраданная пышность эпохи собралась воедино, чтобы оплакать увядание музыки. Исаака Осиповича похоронили на Новодевичьем кладбище, недалеко от могилы Михаила Булгакова, с которым они некогда задумывали писать оперу. Точку в своем романе Булгаков поставил раньше.

Евгений Исаакович хотел достойно увековечить память отца. Обратился к своему студенческому товарищу по Суриковскому училищу Эрнсту Неизвестному. Лучшего выбора он сделать не мог. Эрнст согласился делать памятник Исааку Дунаевскому и даже приступил к подготовке проекта. Но из этой затеи ничего не вышло. Судьба распорядилась по-другому. Музыкальные власти, в данном случае Союз композиторов, воспротивились. Похороны композитора уже пропустили через формальные шлюзы казенного ведомства заботы и милосердия — и вмешиваться в эту заботу кто-то третий уже не смел. Даже сын. На это могли очень серьезно обидеться.