Повторюсь все же насчет безобидности вымысла, случая редкого для этого сериала. На фоне пресловутой безобидности вопиюще безобразными выглядят эпизоды двух встреч Достоевского с И.С. Тургеневым в Баден-Бадене, когда биографическую реальность завернули (первый эпизод) в нелепую подмену, во втором эпизоде – в злокозненную ложь и клевету. В 1863 году, когда Достоевский путешествовал с Аполлинарией Сусловой, он действительно навестил Тургенева и напомнил о публикации его повести «Призраки» в журнале «Время», который, ввиду закрытия, будет выходить под названием «Эпоха». Однако авторы сериала вынуждают Достоевского с места в карьер поделиться с Тургеневым своими сокровенными переживаниями – о том, как на каторге, в разгар Крымской кампании, он вместе с товарищами своими, «несчастненькими и солдатиками, ощутил себя русским, желал успеха оружию русскому» (29, кн. 1: 145). С какой бы стати ему говорить о своих патриотических чувствах с либералом Тургеневым, который не мог разделять и не разделял этих чувств? Но Достоевский и не говорил с Тургеневым о Крымской кампании; слова о русском оружии и товарищах по каторге были адресованы в письме 1870 года другу и единомышленнику Аполлону Майкову.
Но и это еще не предел допустимого.
При второй случайной встрече в том же Баден-Бадене (1867 год), едва поздоровавшись с Достоевским и в присутствии его молодой жены, Тургенев бросает ему в лицо обвинение в преступном педофильском прошлом.
Приведу фрагмент их беседы – о романе «Дым», который, как сообщает Тургенев, «везде отхлестали» и даже подписи протеста собирали. Писатели обсуждают название: «Дым» – туман в природе или в головах людей? В беседу, начавшуюся вполне миролюбиво, уже на третьей минуте вползают ноты раздражения и враждебности. «Подрывником», провокатором оказывается как раз Достоевский, грубо «зацепивший» собеседника.
Лицо Тургенева темнеет, голос обретает зловещий металл, и он наносит ответный удар.