По всей стране началось небывалое и казавшееся ранее невозможным разграбление Советской властью церковного имущества. Сотни священнослужителей, которые этому препятствовали или просто были неугодны власти своей активностью, арестовывали, сажали в тюрьмы, направляли в ссылку в Сибирь и Туркестан, а также в создаваемый в бывшем северном Соловецком монастыре концентрационный лагерь особого назначения. 25 марта 1922 года в газете «Известия» опубликовали список «врагов народа», в котором на первом месте стояло имя Патриарха Тихона. На Лубянке начались допросы Патриарха.

Невольную услугу большевистской власти оказали бежавшие из Советской России архиереи во главе с митрополитом Антонием (Храповицким). В ноябре 1920 года в югославском городе Сремски Карловцы они призвали к восстановлению монархии Романовых и побуждали европейские правительства к вооруженной интервенции в Россию, что стало предлогом для обвинения всей Русской Церкви в «контрреволюционности».

В мае в Москве и в июне в Петрограде прошли «процессы церковников», на которых девять человек были приговорены к смертной казни за якобы имевшее место «противодействие изъятию церковных ценностей», в их числе в Петрограде – святитель Вениамин (Казанский), митрополит Петроградский, архимандрит Сергий (Шеин), Юрий Новицкий и Иван Ковшаров, а в Москве – протоиерей Александр Заозерский, иеромонах Макарий (Телегин), Михаил Розанов, Василий Вишняков и Анатолий Орлов. Накануне расстрела в предсмертном письме митрополит Вениамин писал: «В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением, жалел всей душой, что времена не те и не придется переживать, что они пережили. Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа от своих и от чужих. Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога… Я радостен и покоен, как всегда. Христос – наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость и силы и дать место благодати Божией… Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя…» (цит. по: 198, с. 89–90).

Стоит указать, что и награбленным большевики не захотели распорядиться с пользой для народа. В марте 1 миллион рублей в счет изъятых церковных ценностей был направлен на получение хлеба для голодающих, и об этом широко сообщалось в советской прессе. Не сообщалось о том, что 10 млрд рублей направлено на расходы комиссий по изъятию ценностей; что, согласно «строго секретному» постановлению Политбюро от 2 апреля 1922 года, на подарок 1-й Конной армии было ассигновано 24 млрд рублей, на особый кредит Военной школе имени ВЦИК – 15 млрд рублей, а на сверхсметный кредит служащим ВЦИК – 20 млрд рублей (19, кн. 1, с. 154–155, 167).