Стоит обратить внимание также на то обстоятельство, что в 1941 году у руководителя СССР теоретически была и альтернатива: обращение к Ватикану как влиятельному религиозному и политическому игроку на мировой арене. Католический автор А. Венгер пишет, что с 22 июня 1941 года папа Пий XII «придерживался строгого нейтралитета по отношению к обеим воюющим сторонам». Однако уже 23 июня 1941 года, по словам того же А. Венгера, «Святой Престол попытался воспользоваться ситуацией, сложившейся в результате оккупации немцами обширных советских территорий, стараясь направить в эти области своих священников до того, как нацистская администрация установила бы там свой собственный “религиозный режим”. Не появился ли наконец у Католической Церкви шанс – с помощью войны – проникнуть в Россию?.. Как бы то ни было, действовать надо было быстро, чтобы использовать уникальную ситуацию» (29, с. 536, 544). В марте 1942 года по миру разнеслось известие о письме, якобы направленном Сталиным папе, с просьбой об установлении дипломатических отношений между СССР и Ватиканом. По всей видимости, то был пробный шар, пущенный Святым престолом, помнившим тайные переговоры с Кремлем в 1922–1924 годах (29, с. 258, 260, 456–463). В декабре 1943 года появляется информация о якобы заключенном Ватиканом и Москвой договором относительно восточной Польши и гарантии свободы совести в СССР (29, с. 551, 553). Все это были только слухи. Ватикан надеялся напрасно. К тому времени Сталин, видимо, определился в своей религиозной политике.

С осени 1943 года церковно-государственные отношения видимо изменились: Русская Церковь стала признанным участником общественной жизни в СССР. Означало ли это ее свободу? Конечно, нет. Ведь официально идеологический курс никто не пересматривал, ВКП(б) по-прежнему оставалась единственной политической партией, атеизм оставался частью государственной идеологии. В то же время не стоит и умалять значение «кремлевского конкордата», положившего начало проведению иного, неофициального курса во внутренней политике Советского государства. Государство оказалось вынужденным вывести Церковь, как узника, из темницы. И пусть узник был еще скован, но угроза смерти отошла от него, и это было благо.

Очевидным показателем истинных намерений Сталина стали указания, полученные Г. Г. Карповым от В. М. Молотова в октябре 1943 года: решать все принципиальные вопросы о Русской Церкви в СССР будет лично Сталин; православные храмы в некоторых местах придется открывать, но «нужно будет сдерживать» этот процесс; следует не препятствовать распаду обновленчества и поддержать переход обновленческого духовенства в «патриаршую Сергиевскую Церковь» (167, с. 745–747). Таким образом, для Сталина главным было возрождение не Московского Патриархата как сильной Поместной Церкви, а Московской Патриархии как авторитетного органа церковного управления, долженствующего служить достижению его целей во внешней и отчасти внутренней политике.