«Ты настоящий друг! Спасибо!..»
Вечером я был у него дома. Мать Кима угощала нас чаем с пирожными. Впервые в жизни я ел такие пирожные, видел такую уютную и необыкновенную комнату, завешанную яркими рисунками, каких я еще тоже нигде не видел. Ким показывал мне большие художественные монографии с цветными репродукциями, я жадно присматривался к каждой, и мне казалось, что я впервые раскрыл глаза на мир. Одна меня поразила больше всего — рисунки в ней были выполнены не с помощью мазков, а вроде бы складывались из маленьких пятнышек. Когда же я отдалял рисунок от глаз, точечки сливались, образуя цельное мягкое пятно. Это было чудо, которого я не мог постичь. Точечки были из чистых цветов — желтого, синего, красного, а на расстоянии превращались в нечто голубое, оранжевое, фиолетовое… Ким объяснил мне, что в живописи уже давно существует такое течение — оно называется пуантилизмом. Рисовать нужно пуантами, то есть прикосновениями кисти, и краску не смешивать, а класть натуральные цвета. А смешивается она в глазах у зрителей сама — и не искусственно, как на палитре, а вполне естественно, по законам спектра, так, как человек перемешать не смог бы.
Я слушал, потрясенный и взволнованный. Киму я верил, он был хороший парень и относился ко мне по-товарищески, в этом я убеждался не раз. И то, что он говорил, мне тоже нравилось: такая техника не разрушала рисунка ради того, чтобы выглядеть современной, художник должен был только по-иному пользоваться красками, а это под силу и мне.
Я попросил у Кима эту книгу, и он мне не отказал. В общежитии я спрятал ее под подушку, и когда ребята шли на танцы или в театр, я извлекал ее на свет божий, жадно всматривался в каждый рисунок, изучал. Окрыленный и воодушевленный новыми мыслями, я начинал искренне верить, что пуантилизм — это мой путь, что на нем я объединю свой бесхитростный и простой рисунок с современной техникой живописи, которой мне как раз и не хватало.
Через несколько дней меня вызвали на проходную общежития к телефону. Кто-то сообщал: художник, о котором Ким договорился, что он выполнит работу, должен явиться с красками и кистями в три часа дня в районную больницу, где его будет ожидать фельдшер Гедзь.
Не странный ли адрес для работы художника — районная больница? По правде говоря, он меня немного озадачил. «Возможно, — подумал я, — существует течение в современной живописи, связывающее свою деятельность с работой медицины, а я ничего не знаю об этом?» Впрочем, Ким говорил, что работа именно для меня, а он мои возможности знал. И я решил держаться уверенно и с достоинством, вести себя так, будто работа в медицинских учреждениях для меня не новость, тем более что теперь я уже почти овладел одним из самых современных стилей — пуантилизмом, техникой которого в последнее время, можно сказать, в классе только и пользовался.