До Нижнего Анатолий Федорович ехал поездом, а потом пароходом. Унылыми показались ему осенние берега Волги. Из Заволжья медленно наползали низкие мохнатые тучи, временами река темнела и вскипала от дождя. Проплывали мимо спускавшиеся к самой воде деревни. Пароход на время словно погружался в чужую размеренную жизнь — слышно было, как переговаривались на мостках бабы, полощущие белье, громко плакал обиженный кем-то босоногий мальчик, словно заведенный, без устали горланил петух.

Кони рассеянно смотрел на берег. Он никак не мог прийти в себя после смерти матери. Все думал о том, что недостаточно заботился о ней, редко навещал. «Иметь двоих детей и провести последние годы в одиночестве! — «эта мысль угнетала его. Ему казалось, что он был слишком суров с нею, держал ее на расстоянии от того, чем жил сам. От своей службы, от своих радостей и забот. Он с каким-то даже наслаждением выискивал в себе недостатки и тут же осаживал себя, повторяя: «Поздно, слишком поздно».

«Я слишком отдавался всю жизнь общественной деятельности, принося ей часто в жертву не только личные интересы, но даже и личное чувство, а сердце все-таки жаждало заботливой любви к кому-нибудь, кому я нужен и чью жизнь я могу смягчить и скрасить. После одного горького и неудачного в этом отношении опыта, причинившего мне незабываемые страдания, я сосредоточил свою потребность любви на моей старушке», — писал Анатолий Федорович позже.

Но в том сентябре он считал, что никакого снисхождения не заслуживает, и довел себя до крайнего нервного состояния. По возвращении из Самары в Петербург ему даже пришлось обращаться за советом к знаменитому психиатру Балинскому. Балинский провел с Анатолием Федоровичем целый вечер и посоветовал — как когда-то добрый чех Лямбль! — поехать за границу, искать новых впечатлений.

— Со мной это тоже было, — сказал Балинский.

Похоронив мать на Ваганьковском кладбище, Кони купил кусок земли рядом с могилою Ирины Семеновны. Для себя… Однажды, заполняя за границей в отеле карточку гостя, он написал в графе «занятия» — землевладелец, поместье — Ваганьково.

В Самаре его ждали новые огорчения — брат угасал. Потухшие глаза, желтое, страдальческое лицо, обрамленное длинною седою бородой. Анатолий Федорович понял, что это их последнее свидание.

Лишение всех прав состояния и ссылка в Сибирь… Поселение в Самаре… Дорогой ценой заплатил Евгений за свое легкомыслие. В трудные времена старший брат не оставил его без поддержки. Даже сам перевод из Сибири в Самару произошел не без его участия — к прошению Евгения Анатолий Федорович приложил свое письмо. Правда, на первое прошение ответ пришел отрицательный: «…означенная просьба Министерством Юстиции оставлена без последствий». И только через год император повелел «…облегчить участь Тобольского мещанина из ссыльных, Евгения Федорова Кони разрешением ему свободного выезда в губернии Европейской России…».