Можно назвать две причины, не отвергая существования и других. Прежде всего в составе сената, особенно в первые годы обер-прокурорства Кони, были люди и иного склада, чем «палач Дейер». Можно назвать Николая Степановича Таганцева, Виктора Антоновича Арцимовича и некоторых других, дороживших своим честным именем и в какой-то мере старавшихся творить «суд правый». Вторая причина того, что сенаторы чаще всего разделяли кассационные заключения Кони, состояла в необыкновенном даре убеждения, присущем Анатолию Федоровичу. С Кони было очень трудно, опасно спорить.
Не обладая ни его знаниями, ни тем более его искусством логически мыслить, многие сенаторы просто боялись вступить с ним в противоречие, не умели достаточно серьезно мотивировать свое решение подать голос против. Да к тому же Анатолий Федорович, всю свою жизнь стремившийся привнести в уголовный процесс
Сломить самых твердолобых было, конечно, невозможно, их не пугала перспектива прослыть жестокими и реакционерами, но благодаря стараниям обер-прокурора они частенько оказывались в меньшинстве.
7
Вторая половина 1891 и начало 1892 года стали для Анатолия Федоровича временем утрат. Умер Иван Александрович Гончаров. Старый друг так и не завел семьи и все имущество завещал детям своей овдовевшей прислуги, которых нежно любил и о которых заботился все последние годы.
«Дорогой друг мой! — пишет Кони Морошкину. — Какая-то злая судьба постоянно отсрочивает мой отъезд в Москву и свидание с тобою. Третьего дни тяжко обострился недуг И. А. Гончарова (нас соединяли старые дружеские отношения, — я посвящен был во все его дела и вместе со Стасюлевичем состою его душеприказчиком), а сегодня утром он скончался почти что в моем присутствии, с глубокою и трогательною верою. Приходится хлопотать о его похоронах и о целой массе вещей. А во вторник возвращается государь и может назначить мне в пятницу прием (я ему еще не представлялся)[38]».
В Москве тихо угасала Ирина Семеновна. Кони уже давно получал от матери тревожные письма:
«…Я очень больна; но не так, чтобы ты все бросил и ехал ко мне, если что будет угрожающее, я буду телеграфировать…»
«Голубчик мой, милый друг. Боюсь, не напугала ли я тебя моим последним письмом и потому [пишу] тебе, что мне гораздо лучше… успокойся дорогой» и подпись: «Старенькая старушка».
Похоронив 17 сентября Гончарова, Анатолий Федорович в тот же вечер скорым поездом уехал в Москву. Остановился он в гостинице «Континенталь» и каждый день, в течение почти недели, бывал у матери. Много рассказывал о сенате. Особенно интересовалась Ирина Семеновна литературными делами сына, гордилась успехами.